… И все исчезло. Кроме звенящей слабости и непостижимой, засасывающей в себя пустоты. Это была тоска и смятение мальчишки, впервые познавшего женщину. Сбывшаяся мечта, которая заполняла каждый миг существования — и вдруг оказалось, что больше не о чем мечтать.

Иван знал, что сказка никогда больше не повторится — потому что не может повториться. И не должна. Глупо просить прекрасное мгновение остановиться, глупо пытаться удержать чудо, превращая его в обыденность. В обыкновенный пошлый адюльтер.

— Как странно, — мягким грудным голосом произнесла Женя. — Мне кажется, что тебе было со мной так хорошо, что ты… больше никогда не захочешь меня видеть.

— Не знаю. Прости, я не хочу… Я просто не могу сейчас ни о чем говорить. Я не понимаю, что со мной происходит. Прости!

Иван встал и начал быстро, неловко одеваться, подбирая одежду с пола. «Господи, как бы я хотел сейчас быть круглым дураком. Идиотом! Поел, поспал, сходил в туалет, трахнул бабу — и счастлив!» Цветная дымка из тайных глубин подсказывала, что это конец, что надвигается что-то ужасное, непоправимое, соразмерное только с концом света. Персональный конец света для Ивана Логунова…

Женя накинула на голое тело легкую рубашку и вышла за ним в прихожую. Иван подошел к ней, совсем близко. Рука Жени, тонкая, изящная, опиралась на маленькую тумбочку у зеркала. Кончиками пальцев он медленно провел по ее пальцам, от тыльной стороны ладони до коротко подстриженных ногтей, вкладывая в эту прощальную ласку всю свою печаль и нежность.

Дверь за спиной захлопнулась. Как будто закрыли крышку гроба…

Из автомата у подъезда Иван позвонил домой и сказал Гале, что ночевать не придет. Через час он сидел на кухне в квартире Кости Малинина, пил, не закусывая, водку, наливал и снова пил. Ни о чем не спрашивая, Костя полез на антресоли за раскладушкой.

Он боялся серьезного разговора с Галиной, но все оказалось гораздо проще, чем он думал. Галя спокойно выслушала его несвязный монолог о том, что у них все разладилось и надо пожить врозь, подумать, по крайней мере, пока Алена у тетки в деревне. Ивану показалось, что она ждала чего-то подобного. Он презирав себя за трусость, но сказать правду не решался, так и не зная, нужна ли она, эта правда.

Чуть прищурив глаза, Галина стояла в дверях комнаты и смотрела, как он собирает вещи.

— Если не секрет, где ты будешь жить? — спросила она тихо.

— Пока у Костика, а там видно будет. Я тебе позвоню.

— Что я должна сказать Алене?

— Может, и не понадобится ничего говорить. А если понадобится — встретимся, обсудим. Я позвоню узнать, как дела. Хорошо?

— Конечно, — голос звучал до странного спокойно, даже равнодушно.

Иван поцеловал Галю в щеку, взял сумку и спустился во двор, к «ракушке». Выезжая на улицу, он знал, что Галя стоит у окна и смотрит вслед — как тогда, весной, смотрела ему вслед Женя.

Он прожил у Костика три дня, а потом на Невском ему попался — прямо как рояль в кустах — Олег Сверчков, который с ходу начал жаловаться. Оказалось, он собирался в командировку до конца сентября, жена с грудным сыном жила на даче, и Олег сбился с ног в поисках «надежного человека», который поселился бы в их квартире в качестве сторожа. Нельзя сказать, что квартира Сверчковых была эдаким воровским Клондайком, но так хотела Люся, а Люсины заскоки Олег традиционно уважал.

Теперь Иван тратил на дорогу с Ржевки в центр гораздо больше времени. Если удавалось ехать со скоростью двадцать километров в час, то это было очень даже неплохо. Стоя в пробках, он крутил головой по сторонам, разглядывал машины и водителей, внимательно вслушивался в тупые слова модных хитов, звучащих по радио, — лишь бы не задеть раненую лапу.