— Я бы с удовольствием, но Галка меня слопает с тапочками. У меня же сегодня отгул. Я ей шкаф обещал починить. И потом. Кость, это Лешик у нас именинник, а нам — пахать и пахать. Дружно плюем на Кузнецовскую, пусть сами ковыряются. У нас снайпер Паша плачет, на нары просится, а мы ему никак помочь не можем. Давай-ка ноги в руки — и в Купчино. Поговори еще раз с той девчонкой, которая его не узнала. Мне кажется, она врет. Может, боится.

— Имей совесть, я только вошел, — возмутился Костя. — Дай хоть кофе допить. А ты, Леха, рассказывай, как дошел до жизни такой?

Алексей откинулся на стуле, зажмурился и потянулся. Ивану он напоминал огромного мохнатого кота. Обычно Зотов казался сонно-ленивым и неповоротливым, но как дремлющий на солнце кот может в одну секунду вскочить, выгнуть спину и выпустить когти, так и Алексей мог мгновенно преобразиться, став сосредоточенным, жестким и стремительным. Сейчас он был котом вполне мирным и домашним.

— Да так вот, — промурлыкал Зотов вполголоса. — Строили мы строили — и наконец построили.

История с «педералами», кстати, тоже «подкидыш», стала притчей во языцех всей управы. Началось с того, что одно лицо с нетрадиционной ориентацией бросило другое такое же лицо. Брошенный написал трогательное письмо и повесился. Все бы ничего, дело хозяйское, но самоубивец был известным поэтом, а его неверный дружок — не менее известным музыкантом. Дело обрастало немыслимой кучей пикантных деталей, грязного белья, всевозможных домыслов и слухов. Им заинтересовались наверху и даже в министерстве. Стаей налетели газетчики. То, что по-хорошему надо было сразу закрыть за отсутствием состава преступления, превратилось в громкий скандал сначала об убийстве с инсценировкой, потом о доведении до самоубийства. Несчастный музыкант уже сам готов был наложить на себя руки. А Леша со следователем — составить ему компанию, потому что все это напоминало театр абсурда. Постороннему человеку было элементарно не понять: Ржевский, а в чем соль?

— И что сказал ваш гомик, когда ему зачитали постановление о прекращении дела? — поинтересовался Малинин.

— А что он мог сказать? Поклялся на Уголовном кодексе, что отныне будет решать свои гормональные проблемы подростковым способом.

Костя фыркнул и вылил остатки кофе на брюки.

— Ну вот, кофе кончился, так что вперед! — невинным тоном заметил Иван.

Наградив его убийственным взглядом, подмокший Костя нацепил пальто, но выйти не успел — зазвонил телефон.

Поговорив, Иван бросил на Костю взгляд, полный сострадания.

— Вот так, Костик, продал нас Бобер нижестоящим. Как рабов. Если это называется «курировать», то извиняйте.

— Не понял, — Костя сделал круглые глаза.

— Мы с тобой, дорогой, выполняем все указания товарища Чешенко. Это, кстати, он звонил. Похоже, Севы ему мало. Тебе надлежит съездить в это самое «Астроэкспо», на Софийскую. Как раз по пути.

Наградив Ивана еще более убийственным взглядом, Костя наконец вышел.

— Звони, если что! — крикнул Иван ему вслед.

Леша снова запустил «Тетрис», а Иван положил перед собой лист бумаги.

Да, делать нам больше нечего. Подарочек! Своих трупов мало, будем еще с чужими возиться. Но Бобер полагает, что дело может стать нашим, а у него на такие фантики нюх. Значит, придется думать, откуда ноги растут. Что мы имеем? Есть ли у вас план, мистер Фикс? «Нет, мистер Фикс, плана нет, только героин», — вспомнилась приговорка из детства — тогда по телевизору показывали классный австралийский мультик «Вокруг света за восемьдесят дней».

Поставив на листке цифру 1, Иван задумался.