— Видите ли… — сказал он наконец, — Марина Колычева — это живой пример того, что человек не может простить свидетеля своего унижения, тем более если этот свидетель еще и пытался помочь.

— А вы пытались помочь?

— Ой, вот только не надо иронии, прошу вас! У меня на совести грехов немало. Наверно, это — один из них. Я ей так и сказал когда-то: будь я хорошим дяденькой, я бы тебя удочерил. Надо же, столько лет прошло, а до сих пор помню…

Секретарша внесла поднос с кофейными чашками, сахарницей, лимоном и открытой коробкой конфет. Она ловко расставила все на приставном столике и вышла. Бергер выбрался из-за стола и сел напротив Ивана.

— Я Марину нашел у вокзала. Голодную, грязную. Она сбежала от тетки. Идти ей было некуда и не к кому. Или, может, к вам? «Спасите, помогите, добрые дяденьки менты!» Да у нее одна была дорожка — в тюрьму. Или вообще на тот свет. А я хотя бы о ней заботился.

— Железная логика! Не подкопаешься.

Хмыкнув, Иван положил в чашку сахар и начал размешивать.

— Господин майор, я думаю, вы не за тем пришли, чтобы обсуждать моральный облик строителя коммунизма. — Бергер нервно закурил. — Все это давно в прошлом. Между прочим, если хотите знать, Марина оказалась в своем деле настолько способной, что уже через пару лет вполне могла бы отобрать у тетки свою квартиру, жить там и заниматься чем-нибудь… поприличнее — сбережений хватило бы. Но ее такая жизнь устраивала. И я Марину никогда при себе не удерживал. Думаю, она это подтвердит.

Иван, разглядывавший свои руки, перевел взгляд на собеседника.

— Дело в том, господин Бергер… Марина уже ничего не подтвердит, извините за банальность. Ее убили сегодня ночью.

Бергер вздрогнул и просыпал пепел на стол.

— Света, — он нажал кнопку переговорного устройства. — Меня нет ни для кого.

Он помолчал, глядя на экран компьютера, где плавали разноцветные рыбки.

— Как это случилось?

— Ее нашли утром в лифте с перерезанным горлом. В ее доме.

— Есть подозреваемые?

— Как сказать… Может, вы нам поможете?

— Надеюсь, вы не подозреваете меня? — голос Бергера звучал напряженно. — Я вчера был с женой на банкете. С десяти вечера до половины четвертого утра. Водитель нас отвез домой, да еще друзей завезли. Домой пришли в полпятого.

Что же это он так переживает, подумал Иван. Что-то тут не так.

— Говорят, вы были на Марину обижены?

— Обижен? — Бергер пожал плечами. — Можно и так сказать. Понимаете, я попросил Олега Власова взять ее к себе в фирму. Марина об этом ничего не знала. Олег с ней поговорил, и она пришла ко мне — не буду ли я против. Я сказал, что не возражаю, что рад за нее. Пригласил поужинать. На прощание. Все-таки столько лет… Можете не верить, но я был к ней привязан, хотя физических отношений между нами не было. Я… брезглив в этом отношении, знаете.

Бергер замолчал и прикрыл глаза, будто вспоминая что-то. Иван не торопил его. Взял конфету из коробки, раскусил и только сейчас, наслаждаясь апельсиновым вкусом, сообразил, что с утра ничего не ел.

— Мы пришли в ресторан, — продолжал Бергер, — и я подарил ей маленькие такие сережки. Гвоздики с бриллиантами.

— Да, они были на ней.

— А почему бы им не быть? — в голосе Бергера явно звучал сарказм. — Вы бы видели, с каким видом она их взяла! Снизошла в своем презрении. Дала мне понять, что я в ее глазах полнейшее дерьмо. Ничтожество. Понимаете, я не думал, конечно, что она испытывает ко мне какие-то дружеские чувства, все-таки мы друг друга использовали.