Ясно. Тогда он протараторил эти имена, и, честно сказать, для меня они не имели никакого смысла. Их было пять, и Лэдди прочитал весь список дважды, и Говард должен был их держать в голове, выжидая тридцать секунд. Эти тридцать секунд казались вечностью, причем оттого, что электроорган играл какую-то загробную музыку, пока Говард как бы раздумывал над своими ответами, лучше не стало Но потом он начал отвечать, радостный и уверенный, как не знаю что.

– Армандина Аврора Люсиль Дюпен известна как Жорж Санд. Мэри Энн Кросс была Джордж Элиот. Чарльз Лэмб называл себя Элия. Эрик Блэр писал под псевдонимом Джордж Оруэлл. Я забыл пятого. Ох, боже, боже. – Это был жуткий момент, потому что нельзя было снова назвать ему имя, что казалось очень несправедливым. Но как раз когда я собиралась стошнить на ковер, он вспомнил и сказал: – Ох, да. – И у меня возникло впечатление, будто он просто прикидывался позабывшим. – Сэмюэл Клеменс называл себя Марк Твен.

Ну, после всех аплодисментов он пошел на вопрос за двести пятьдесят фунтов, и мне пока нечего было себя чувствовать половой тряпкой, так как впереди был вопрос за пятьсот фунтов, и на эту неделю всё. Так или иначе, вот он, следующий вопрос, который вполне мог прозвучать по-гречески, потому что для людей типа меня не имел никакого смысла:

– Вопрос из трех частей. В каких романах появляются следующие персонажи? Первый, Глоссен.

– «Гай Мэннериш» Скотта, – сказал Говард.

– Имлак.

– «Расселас» доктора Джонсона, – сказал Говард.

– Дензел Равеншо. – По тому, как это прозвучало, видно было, вопрос трудный. Но Говард сказал:

– Это просто. Роман этим именем называется. Я имею в виду «Равеншо» Генри Кингсли.

Честно, как вы сами видите, Говард действительно был потрясающий. И только я знала, да еще кое-кто, определенно не из присутствовавших в телестудии, что все это фотографические мозги бедного Говарда. Ну, когда аплодисменты стихли, у Говарда спросили, пойдет ли он на вопрос за пятьсот фунтов, он сказал да, и возникло какое-то ощущение, будто телевизионщики оттачивают мечи. А потом вышли две эти самые девушки, не выставляя напоказ свои ноги, а в юбках, точно дело было слишком торжественным для демонстрации ног. Делать им было нечего, кроме как просто вроде декорации стоять по обеим сторонам кабины, где был как бы заключен Говард, и на этот раз они не скалились, были очень серьезными. А потом Лэдди О'Нил взял в руки вопрос за пятьсот фунтов, прокашлялся, и можно было сказать, вопрос будет по-настоящему на засыпку. Только взялся за гуж, не говори, что не дюж, я скорей согласилась бы, пускай Говард сейчас проиграет, чем даст слабину и уйдет, унеся всего двести пятьдесят. А если он сейчас ответит, хотелось бы, чтоб пошел до самого конца. И вот он, вопрос.

– Какая поэма, – сказал Лэдди, – какого автора королевской крови опубликована полностью сэром У.А. Крейги в «Очерках и исследованиях членов Английской Ассоциации», том 24?

– Хитрый вопрос, – сказал Говард, – действительно. Единственная значительная поэма, написанная хоть каким-нибудь автором королевской крови, это «Король Квейр» Иакова I Шотландского, которую он сочинил в 1423-м и 1424 годах, когда был в заключении в Англии, примерно во время своей женитьбы на…

Но ничего больше от Говарда не было слышно, так как Лэдди О'Нил запрыгал, заплясал, повторял, верно, верно, публика вопила до смерти, а потом программа кончилась, и меня ждала еще неделя смертельной агонии перед вопросом за тысячу фунтов, потому что я точно знала, Говард не возьмет пятьсот фунтов, пойдет до конца, и за это я восхищалась им и любила его, но вдобавок немножко побаивалась, хоть и не знала как следует почему.