– А ты – с какого боку припеку? – удивился Николай. – Насколько знаю, стрелок или минер из тебя, как из нашего кота Васьки полководец…

Федор нисколько не обиделся. Обижаться старший лейтенант вообще не умел, если и выражал недовольство – максимум на десять минут. Во всяком случае, внешне. Что творилось в душе старшего лейтенанта – бушевали бури либо улыбалось солнышко – никто не мог подсмотреть.

– В том то и дело. Проскочу под твоим прикрытием. Скажешь, без помощника не умею стрелять, рука дрожит, глаза слезятся. Порекомендуешь?

– Подумаю… И сколько платит твоя организация? За каждую преступную голову или – оклад?

– Ни то и не другое. «Удав» деньги не платит, откуда у нищих офицеров, тем паче, пенсионеров башли? Своих членов Совет устраивает на работу. Такую, чтобы иметь свободное время…Знаешь, Колян, какая там дисциплинка? Это тебе не современная армия. Проболтаешься – расстрел…

Федор говорил горячо и восторженно, размахивал руками, смеялся или негодовал… Пора в стране наводить порядок, пока она окончательно не скатилась в пропасть! А кто это сделает, если не офицеры? Правоохранительные органы только и называются правоохранительными, на самом деле сами себя защитить не могут. Политики только и знают, что «работать» натренированными языками, толку с них, как с козла молока. Бизнесмены гребут под себя, к тому же, их отстреливают, словно уток, сидящих на воде… Вот и получается: единственная опора – офицерский корпус…

Накипело на душе мужика, не открой кран – взорвется! Николай понимал друга, разделял его возмущение, но привык мыслить более трезво, отметать лишние эмоции, которым дай только волю – черт его знает, куда заведут.

– Но это – противозаконно. Есть же прокуратура, суды…

Поспелов раздраженно зафыркал. Ну, что делать с недоумком, не понимающим простых вещей!

– Скоро окончательно отменят смертную казнь… Слышал? Что тогда останется? Схватят убийцу, посадят на десяток лет. Отбудет он срок, подкуется, и снова – за свое. А то и не отбудет – отпустят те же подкупленные прокуроры и следователи… А мы – и следователи, и сыщики, и прокуроры, и исполнители приговоров – в одном лице. Нас не подкупить, не разжалобить…

Похоже, Федька уже видел себя в строю неведомой организации мстителей. Раскраснелся, азартно жестикулирует. Любит недавний ротный представлять себя маршалом, ох, и любит же! Терпеть не может находиться на одном уровне с окружающими или, не дай Бог, ниже хотя бы на миллиметр – лезет наверх, будто альпинист без связки с товарищами по штурму вершины.

– Короче, я уже дал согласие… И за себя и за тебя… Учти, там, – неопределенно ткнул он пальцем почему то в крону ближайшего дерева, – шутить не любят. Чуть что – к стенке.

Пахомов задумался. Поспелов шагал рядом, придерживая друга за локоть – не убежал бы! – и нетерпеливо ожидал согласия. Отказа не предвиделось, не тот у Коляна характер. Задумает что нибудь из кожи вылезет, наизнанку вывернется, но своего добьется. К тому же, Федор уже заверил посланца «Удава» в том, что он и его друг вступают в ряды подпольной организации.

А в голове капитана раскручивается недавний сон. Отец, подвешенный на крюках, вбитых в бревенчатую стену, распятая на полу голая мать, на которой ерзают бандиты, жесткая рука главаря, поднимающая за волосы мальчишескую голову… Смотри и скажи отцу: пусть говорит, выдает захоронку, в которой держит золотишко…

Такое не забывается и… не прощается.