|
- Видите ли, судари, безумие его состоит в том, что он ждет апостолов; и, кто бы к нам ни приехал, он тотчас же выходит спрашивать, не апостолы ли... Елена между тем продолжала: Выведи, господи, дух удрученный, - Он заплутал в бездорожной пустыне; Он одинок, как в безбрежной пучине Челн обреченный. Нежный голос ее звучал все сильнее, и - с лютней в руках, с очами, вознесенными горе, - она была так пленительна, что наместник глаз с нее не сводил. Он загляделся на нее, утонул в ней и позабыл обо всем на свете. Восхищение наместника было прервано старой княгиней: - Довольно! Теперь он нескоро проснется. А пока что прошу ваших милостей повечерять. - Пожалте на хлеб и соль! - эхом отозвались на слова матери молодые Булыги. Господин Розван, будучи галантнейшим кавалером, подал княгине руку, что увидев, пан Скшетуский двинулся тотчас к княжне Елене. Сердце, точно воск, растаяло в нем, когда он ощутил на своей руке ее руку. Глаза его засверкали, и он сказал: - Похоже, что и ангелы небесные не поют сладостнее, любезная панна. - Грех на душу берешь, рыцарь, равняя пение мое с ангельским, - ответила Елена. - Не знаю, беру ли, но верно и то, что охотно дал бы я себе очи выжечь, лишь бы до смерти пение твое слушать. Однако что же я говорю! Слепцом не смог бы я видеть тебя, что тоже мука непереносимая. - Не говори так, ваша милость: уехавши от нас завтра, завтра нас и позабудешь. - О, не случится это, ведь я, любезная панна, так тебя полюбил, что до конца дней своих иного чувства знать не желаю, а этого - никогда не избуду. Яркий румянец залил лицо княжны, грудь стала сильней вздыматься. Она хотела что-то ответить, но только губы ее задрожали, - так что пан Скшетуский продолжал: - Ты сама, любезная панна, тотчас забудешь меня с этим пригожим атаманом, который пению твоему на балалайке подыгрывать станет. - Никогда! Никогда! - шепнула девушка. - Однако ты, ваша милость, берегись его: это страшный человек. - Что мне там какой-то казак! Пусть бы и целая Сечь с ним вместе была, я на все ради тебя готов. Ты для меня драгоценность бесценная, ты свет мой, да вот узнать бы - взаимностью ли отвечают мне. Тихое “да” райской музыкой прозвучало в ушах пана Скшетуского, и тотчас показалось наместнику, что в груди его не одно, а десять сердец бьется; мир предстал взору посветлевшим, точно солнечные лучи осветили все вокруг; пан Скшетуский ощутил в себе неведомую дотоле силу, словно бы за плечами его распахнулись крылья. За столом несколько раз мелькнуло лицо Богуна, сильно изменившееся и побледневшее, однако наместник, зная о взаимном к себе чувстве Елены, соперника теперь не опасался. “Да пошел он к дьяволу! - думал Скшетуский. - Пусть же и мешать не суется, не то я его уничтожу!” Но, вообще-то говоря, думал он совсем про другое. Он чувствовал, что Елена сидит рядом, что она близко, что плечом своим он почти касается ее плеча; видел он румянец, не сходивший с пылко горевшего лица, видел волнующиеся перси, очи, то скромно опущенные долу и накрытые ресницами, то сверкавшие, словно две звезды. Елена, хоть и затравленная Курцевичихой, хоть и проводившая дни свои в сиротстве, печали и страхе, была, как ни говори, пылкой украинкою. |
