|
- Прости, милостивый государь, - ответила, несколько придя в себя, княгиня, и голос ее стал сух и резок. - Просьба такого кавалера - честь для нас немалая, да только ничего из этого не получится, ибо Елену обещала я уже другому. - Однако подумай, сударыня, как заботливая опекунша, - не будет ли это против воли княжны и не лучше ли я того, кому ты ее, сударыня, обещала. - Милостивый государь! Кто лучше, судить мне. Возможно, ты и лучше, да нам-то что, раз мы тебя не знаем. На эти слова наместник выпрямился еще горделивей, а взгляды его сделались ножа острее, хотя и оставались холодными. - Зато я знаю вас, негодяи! - рявкнул он. - Хотите кровную свою мужику отдать, лишь бы он вас в незаконно присвоенном имении оставил... - Сам негодяй! - крикнула княгиня. - Так-то ты за гостеприимство платишь? Такую благодарность в сердце питаешь? Ах, змей! Каков! Откуда же ты такой взялся? Молодые Курцевичи, прищелкивая пальцами, стали на стены, словно бы выбирая оружие, поглядывать, а наместник воскликнул: - Нехристи! Прибрали к рукам сиротское достояние, но погодите! Князь про это уже завтра знать будет! Услыхав такое, княгиня отступила в угол сеней и, схватив рогатину, пошла на наместника. Князья тоже, похватав кто что мог - саблю, кистень, нож, - окружили его полукольцом, дыша, как свора бешеных волков. - Ко князю пойдешь? - закричала княгиня. - А уйдешь ли живым отсюда? А не последний ли это час твой? Скшетуский скрестил на груди руки и бровью не повел. - Я в качестве княжеского посла возвращаюсь из Крыма, - сказал он, - и ежели тут хоть одна капля крови моей будет пролита, то через три дня от места этого и пепла не останется, а вы в лубенских темницах сгниете. Есть ли на свете сила, какая бы вас могла спасти? Не грозитесь же, не испугаете! - Пусть мы погибнем, но подохнешь и ты! - Тогда бей! Вот грудь моя. Князья, предводительствуемые матерью, продолжали держать клинки нацеленными в наместникову грудь, но видно было, что некие незримые узы не пускали их. Сопя и скрежеща зубами, Булыги дергались в бессильной ярости, однако удара никто не наносил. Сдерживало их страшное имя Вишневецкого. Наместник был хозяином положения. Бессильный гнев княгини обратился теперь в поток оскорблений: - Проходимец! Мелюзга! Голодранец! С князьями породниться захотел, так ничего же ты не получишь! Любому, только не тебе, отдадим, в чем нам и князь твой не указчик! На что пан Скшетуский: - Не время мне свое родословие рассказывать, но полагаю, что ваше княжеское сиятельство преспокойно могло бы за ним щит с мечом таскать. К тому же, если мужик вам хорош, то уж я-то получше буду. Что же касается достатков моих, то и они могут с вашими поспорить, а если даром Елену мне отдавать не хотите, не беспокойтесь - я тоже вас оставлю в Разлогах, расчетов по опеке не требуя. - Не дари тем, что не твое. - Не дарю я, но обязательство на будущее даю и в том ручаюсь словом рыцарским. Так что выбирайте - или князю отчет по опеке представите и от Разлогов отступитесь, или мне Елену отдадите, а имение удержите... Рогатина медленно выскальзывала из княгининых рук и наконец со стуком упала на пол. |
