|
Останетесь вы в Разлогах, у меня своего добра хватит. Княгиня сразу повеселела и сказала: - Садись же, ваша милость, и пребывай в приятности, как я, видя тебя. - Княжна здорова? Где она? - Уж я понимаю, что не ко мне ты приехал, мой кавалер. Здорова она, здорова; от амуров этих девка еще глаже стала. Да я ее тотчас и кликну, а сама приберусь малость - стыдно мне в таком виде гостя принимать. Одета была княгиня в платье из линялой набойки, поверх которого был накинут кожух; обута же в яловые сапоги. Но тут Елена, хоть и непозванная, влетела в горницу, узнав от татарина Чехлы, кто приехал. Вбежав, запыхавшаяся и красная, как вишня, она никак не могла отдышаться, и только глаза ее смеялись счастьем и радостью. Скшетуский кинулся к ней руки целовать, а когда княгиня намеренно вышла, стал целовать в уста, потому что человек он был пылкий. Она же не очень и противилась, слабея от счастливого восторга. - А я вашу милость и не ждала, - шептала она, жмуря свои прелестные очи. - Да уж не целуй так, негоже оно. - Как не целовать, - отвечал рыцарь, - ежели мне и мед не столь сладок? Я уж думал - засохну без тебя; сам князь велел поехать. - Значит, ему известно? - Я признался. А он еще и рад был, вспомнив про князя Василя. Эй, видать, опоила ты меня чем-то, девица, ничего и никого, кроме тебя, не вижу! - Милость это божья - таковое ослепление твое. - А помнишь, как кречет руки наши соединил? Видно, оно суждено было. - Помню... - Когда я в Лубнах с тоски на Солоницу ходил, ты мне словно живая являлась, а руки протяну - исчезаешь. Но теперь никуда ты от меня не денешься, и ничего уже нам больше не помешает. - Если и помешает, то не по воле моей. - Скажи, любезен ли я тебе? Елена опустила очи, но ответила торжественно и четко: - Как никто другой в целом свете. - Пускай меня золотом и почестями осыплют, я предпочту эти слова, ибо вижу, что правду ты говоришь, хоть сам не знаю, чем сумел заслужить благосклонность такую. - Ты меня пожалел, приголубил, вступился за меня и такие слова сказал, каких я прежде никогда не слыхала. Елена взволнованно умолкла, а поручик снова стал целовать ей руки. - Госпожою мне будешь, не женой, - сказал он. И оба замолчали, только он взора с нее не сводил, торопясь вознаградить себя за долгую разлуку. Девушка показалась ему еще красивей, чем раньше. В сумрачной этой горнице, в игре солнечных лучей, разбивающихся в радуги стеклянными репейками окон, она походила на изображения пречистых дев в темных костельных приделах. Но при этом от нее исходила такая теплота и такая жизнерадостность, столько прелестной женственности и очарования являл собою и лик, и весь облик ее, что можно было голову потерять, без ума влюбиться и любить вечно. - От красы твоей я ослепнуть могу, - сказал наместник. Белые зубки княжны весело блеснули в улыбке. - Анна Борзобогатая, наверно, в сто раз краше! - Ей до тебя, как оловянной этой тарелке до луны. - А мне его милость Редзян другое говорил. |
