Изменить размер шрифта - +
А кошки, которых в театре было порядком, все равно лезли и часто чертовски органично вписывались в постановку, хоть и отвлекали на себя внимание зрителей.

– Совершенно верно! – в разговор вклинился их ангел-хранитель, тот самый литератор, на чьей даче они проводили первые репетиции с Юрием. – Кстати, в Англии на этот счет примета совершенно противоположная! Там кошка на сцене приносит удачу! Только не во время «Макбета». «Макбет» вообще приносит одни несчастья!

На руках у него была одна из упомянутых кошек.

– Учтем на будущее! – сказал Юрий, пожимая ему руку.

– Между прочим, – сказал писатель Кириллу, – в зале у нас кое-кто из Министерства культуры!

– Это должно меня вдохновлять? – осведомился с улыбкой Кирилл.

Вечным предметом насмешек было это министерство, хотя без его благословения ни театру, ни отдельному спектаклю на существование рассчитывать не приходилось. До начала спектакля оставались считаные минуты, до выхода Маркова немного больше. Он глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Вспомнил то, что услышал в трактире у «Глобуса» от старого переписчика. Жаль, что старик не сможет посмотреть на его исполнение. Зато в зале сидел Иволгин, по такому случаю передавший на вечер Верочку в руки двоюродной сестры.

– Тебе, как будущей матери, полезно посидеть с ребенком! – сказал ей Вадим.

Ленка и не возражала, мурлыкала что-то под нос, баюкая Верочку. Ее муж хронически отсутствовал дома – летал, как выражалась Ленка, по делам. Овчарки тоже отсутствовали, супруги не торопились забирать их у друзей – хлопот сейчас и так хватало. Попугай, правда, вернулся. Попугай был серый. Жако. Серость оперения компенсировалась необычайной яркостью языка. Как утверждала Ленка, а не верить ей в этом случае не было оснований, жако лучше всех прочих попугаев говорили по-человечески.

Правда, Вадим возражал, что птица говорить не может, а лишь имитирует речь. Ленка возмущалась и бурно жестикулировала, указывая на книжную полку, где среди прочих книг примостился толстый том Брема, судя по усердно соскобленным штампам, спертый ею в какой-то северной библиотеке.

Факт кражи Ленка категорически отрицала.

– Ты не должен меня расстраивать! – говорила она капризно. – Будущих мам расстраивать нельзя! А книжку мне на прощание подарили за отличную работу!

Вадим и этому не верил.

– За отличную работу дарят «Малую землю» или «Капитал»! – сказал он. – Ты же не с попугаями работала, а с советскими людьми!

Впрочем, Брем не Брем, а попугай, и правда, обладал приличным словарным запасом. «Приличным» по количеству слов; многие из них были совершенно нецензурными. Ленка уверяла, что раньше он не выражался, но люди, приютившие беднягу жако на время отъезда супругов, обогатили его репертуар новыми выражениями.

– Там было много новых слов! – сказал Вадим, подражая датчанину из «Осеннего марафона».

– Ага! И теперь не отучить! – горестно вздыхала Ленка. – А жако, они долго живут, просто ужас!

Попугай, накрытый пестрым платком, молчал, но стоило Домовому в порядке эксперимента приподнять этот платок, как птица на радостях разразилась длинной непечатной тирадой.

– Тяжелый случай, – сказал Вадим и снова закрыл попугая, а Брема вернул на полку.

– Только не нужно никаких экспериментов, – добавил он, опасливо покосившись на книгу о воспитании детей, стоявшую там же. Он по своему опыту хорошо знал, что многие из таких книг, несмотря на высокие медицинские звания светил, настрочивших их, не стоит принимать всерьез.

– Не волнуйся! – сказала Ленка и вздохнула завистливо.

Быстрый переход