— Ваше превосходительство, а что прикажете делать с газетой «Асхабад», запрещённой министром внутренних дел? Смею доложить, что господин Любимский при содействии социал-демократов соизволил незаконно выпустить один номер… Но теперь, когда забастовка вот-вот прекратится, мы могли бы вновь ввести в силу приказ министра внутренних дел, а Любимского привлечь…

— Не спешите, господин полковник, — подумав, решил Уссаковский. — Свобода печати, дарованная императором, думаю, снимает все прежние санкции министерствва внутренних дел, и газета «Асхабад» — не исключение. В крайнем случае, прикажем Любимскому, чтобы сменил название газеты.

— Однако плут с тройной изнанкой этот Любимский, доложу я вам, ваше превосходительство! И жена его, не приведи господи, самых радикальных противоправительственных взглядов.

— Очень даже с вами согласен, — торопливо ответил начальник области. — Но есть ли у вас время на посторонние разговоры? Приступайте к делу, господин полковник, и прошу докладывать мне обо всём через каждый час.

— Слушаюсь!

Спустя час, начальник уезда, в сопровождении охраны, выехал прямо через перрон на железнодорожные пути, осадил коня перед входом в желтый вагон с литерой «Ж», в котором размещался штаб забастовочного комитета. Не слезая, Куколь-Яснопольский постучал в окно рукояткой плётки. Вскоре дверь тамбура открылась, и служащий железной дороги растерянно улыбнулся:

— Честь имею, господин полковник… Гратковский Феликс Антонович.

— Доброго здоровьица, господин Гратковский, — про. гремел полковник. — Если не ошибаюсь, вы член ЦК союза железнодорожников?

— Да-с, ваше высокоблагородие. Чем могу служить?

— А тем, что пора сворачивать все эти забастовки и комитеты тоже? Вам известно о государевом манифесте?

— Разумеется, господин полковник. Лучшая, организованная часть служащих с великой радостью приемлет великий акт о свободе граждан. Что касается остальных, тут возникло осложнение.

— Какое ещё осложнение! Кто руководит вашей забастовкой? А ну-ка позовите сюда!

— Господин полковник, руководство забастовочного комитета в сии минуты находится в депо. Советую вам заглянуть туда.

— А чего ж голову морочил?.. А ещё член ЦК, мать твою так! — выругался Куколь-Яснопольский и погнал коня в депо.

Он подъехал к огромному распахнутому настежь цеху как раз в тот момент, когда, поднявшись на паровоз, Нестеров приподнял руку и прокричал зычно:

— Товарищи рабочие, попрошу тишины!

— Опять митинг! — сказал злобно и сплюнул полковник. — И до чего же они падки на эти митинги. Ну, как саранча на капусту!

Увидев его, рабочие повернулись и тотчас понеслось по рядам: «Куколь приехал, Куколь пожаловал». Нестеров тоже увидел начальника уезда с охраной. Понял, по какому делу пожаловала власть, и заговорил громко и чётко, охватывая почти трёхтысячную аудиторию железнодорожников, пришедших на митинг.

— Товарищи рабочие! Только что телеграф принёс нам Обращение Центрального Комитета Российской социал-демократической партии ко всему русскому народу! Руководство эсдеков считает, что уступка царя — действительно величайшая победа революции, но эта победа далеко ещё не решает судьбы всего дела свободы! Большевики и партия рабочего класса призывают вас продолжать всеобщую Всероссийскую забастовку и готовиться к всенародному вооруженному восстанию!

Сразу же зашумела, заволновалась толпа,

— Даёшь всеобщую забастовку!

— Даёшь социализм!

Нестеров подождал, пока немного поутихнет народ и сказал с насмешкой, рассчитывая на Куколь-Яснопольского.