— Красовская, садись — отправляемся! — крикнул кто-то из кизыларватцев.

Паровоз свистнул и дернул вагон с отъезжающими. Ратх торопливо поцеловал Тамару. Она обняла Ксению, пожала руку Нестерову и скрылась в тамбуре.

— До встречи, Ратх! — донеслись её взволнованные звонкие слова.

* * *

В желтом литерном вагоне опять по пять, шесть раз в день заседал забастовочный комитет. Теперь бастовала вся Среднеазиатская железная дорога, и телеграммы летели из всех городов и со всех станций. В одних выражался протест генерал-губернатору Туркестана, в других протест и вопросы: «Как быть? Что делать дальше?» Но вот прилетела депеша из Кушки, адресованная начальнику Закаспийской области, генералу Уссаковскому: «19 ноября в пять часов пополуночи комендант крепости генерал Прасолов объявил осадное положение. Забастовочный комитет Кушки арестован». Перечислялись фамилии взятых под стражу.

Воронец (после приезда из Москвы, как председатель СЖС союза, возглавил забастовочный комитет), прочитав принесённую телеграмму из Кушки, вопрошающе посмотрел на собравшихся:

— Ну, что прикажете делать?

Трое сели в фаэтон, дежуривший у вокзала, и поехали на Скобелевскую площадь, в канцелярию генерала. Уссаковского на месте не оказалось. Группа офицеров, во главе с правителем канцелярии полковником Жал-ковским, встретила забастовщиков враждебно. Высокий и сухой, с перекошенным ртом, полковник взял у Нестерова телеграмму:

— Милостливые государи, до коих же пор будет продолжаться ваше бесчинство? Телеграмма адресована лично Уссаковскому. Право, вы злоупотребляете мягкостью Евгения Евгеньевича. Мы давно видим, что он смотрит на ваши антиправительственные выступления сквозь пальцы. Но это не значит, милостивые государи, что вы должны злоупотреблять его доверием. По крайней мере, могли бы не вскрывать секретную почту!

— А зачем нам простая-то? — удивился Шелапутов. — Нам и нужна секретная! Из неё только и можно узнать, какими вилами государь нас пырнуть может!

— Господин полковник, мы пришли к генерал-лейтенанту Уссаковскому, где он? — спросил Вахнин.

— Скажите, пожалуйста, им нужен сам генерал! Полковник их не устраивает, — сыронизировал Жалковский.

— Ну, если вы вправе решать важные вопросы, — заявил Нестеров, — то соблаговолите немедленно дать распоряжение, чтобы комендант Кушки освободил из-под стражи забастовочный комитет.

— Да что вы, господа! — возмутился полковник. — Ни я, ни генерал Уссаковский не сможем сделать этого! Оба мы подчинены командующему Туркестанским округом, генералу Сахарову, а он, как вы знаете, против всякого рода забастовок. Кушкинский комендант всецело разделяет его убеждения. Мы пока стоим в стороне, и это уже многое значит. Так не заставляйте нас идти на преступление! Мы не можем изменить офицерской чести, своему долгу, своей родине!

— Ох, как громко, — недовольно прервал его тираду Нестеров. — Офицерская честь, долг, родина… Пестель и Муравьёвы — тоже были офицерами, и они защищали свою офицерскую честь, не отделяя её от общечеловеческой. И долг свой соединяли с общенародным. И родину видели — без тирана. А у вас, господа, кишка тонка! Трусы вы!

— Прекратите! — вне себя закричал Жалковский. — Я прикажу вас арестовать!

— Вызовите сюда немедленно генерала Уссаковского! — потребовал Нестеров. И добавил — Или мы арестуем вас.

— Господа, вы слышали? Вы слышали, что сказал этот узурпатор? — растерянно заговорил, оглядываясь по сторонам, правитель канцелярии.

Стоявшие офицеры, в их числе были Ораз-сердар и Черкезхан, замялись: ни один не произнёс в защиту своего полковника ни слова.