Стоявшие офицеры, в их числе были Ораз-сердар и Черкезхан, замялись: ни один не произнёс в защиту своего полковника ни слова. Тогда Нестеров обратился к Черкезхану:
— Господин штабс-капитан, позвоните Уссаковскому!
— Я выполняю приказы только правителя канцелярии и своего непосредственного начальника, господина Ораз-сердара! — отчеканил Каюмов.
— Да что их просить! — с пренебрежением выкрикнул Шелапутов. — Я сам сейчас позвоню!
Он вошел в кабинет, оставив открытой дверь, и слышно было всем, как вызывал коммутатор, а потом квартиру Уссаковского. Вскоре вышел и сказал:
— Сейчас приедет, мне он не мог отказать в любезности,
— Кажется, Евгений Евгеньевич переступает все границы, — злобно выговорил Жалковский и, войдя в кабинет, закрыл дверь.
Его подчинённые тоже скрылись в кабинетах. Забастовщики так и стояли одни, пока не приехал начальник области.
Генерал явно был недоволен вызовом, но терпеливо выслушал Нестерова, и, прочитав телеграмму из Кушки, сказал неопределённо:
— До чего же близоруки…
— Кого вы имеете в виду, господин генерал? Уж не нас ли? — обиделся Шелапутов.
— Нет, не вас, — ответил Уссаковский и пригласил дежурного офицера, им оказался Ораз-сердар. — Майор, Жалковского ко мне!
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
Полковник вошел бледный, губы подёргивались, и вся его тощая длинная фигура выражала протест. Однако он вежливо поздоровался с начальником области и, как всегда, услужливо произнёс:
— Честь имею.
— Отошлите мой приказ в Кушку, Прасолову, чтобы тотчас освободили забастовщиков! Перечислите поимённо.
— Господин генерал-лейтенант, но ведь арест с ведома самого Сахарова! — попробовал вразумить начальника области правитель канцелярии.
— Я тоже так думаю, — спокойно отозвался Уссаковский. — Именно Сахаров наломал дров. А другие, вроде Прасолова, дрова эти в огонь подбрасывают. И нас с вами, полковник, обязывают: чтобы и мы бросили по чурке в огонь, разведённый дураком Сахаровым!
— Ну знаете! — шумно выдохнул Жалковский. — Если они зажгли огонь, то вы — играете с этим огнём! Это очень опасно, ваше превосходительство.
— Да, опасно, — согласился Уссаковский. И прибавил — Однако прекратим ненужную болтовню. Садитесь, пишите приказ и несите мне на подпись.
— Господин генерал-лейтенант, но ведь, ввергая себя в водоворот опасностей, вы не щадите и нас — своих подчинённых.
— Именно щажу. Пока что вы не понимаете, полковник, самую суть происходящего. Как-нибудь я вам разъясню. Идите.
Жалковский удалился и спустя несколько минут возвратился с исписанным листком. Генерал зачитал депешу, адресованную коменданту крепости Кушка Прасолову, подписал и отдал Нестерову:
— Отправляйте сами.
Нестеров и его товарищи стояли молча и ждали, пока удалится правитель канцелярии. Когда он ушел, прикрыв дверь, Нестеров признательно поблагодарил:
— Господин генерал, революция не забудет вас. Вы настоящий русский генерал!
— Только прошу не думать, что я делаю это из трусости. Мне легче было бы умереть, чем пресмыкаться. Я— патриот России. По крайней мере считаю себя таковым.
Забастовщики вышли и поехали на телеграф.
Ночью полковник Жалковский въехал во двор начальника области и слез с коня. Часовой принял поводья и повёл лошадь в темноту, к ограде. Дежурный офицер доложил Уссаковскому о правителе канцелярии. Генерал накинул на плечи шинель, буркнул недовольно:
— Пусть войдёт…
— Доброй ночи, Евгений Евгеньевич, — как можно вежливее проговорил полковник, проходя в комнату. |