Солдат завопил и заметался из стороны в сторону, пытаясь выглянуть в смотровое окно, но Ясон схватил его за плечи и усадил на табуретку.

— Кацо, нет твоего эшелона, — пояснил оторопелому часовому. — Отцепили мы твой эшелон. И возврата тебе в твою роту нет: расстреляют сразу!

— Куды ж мне теперя? — захныкал он и утер рукавом глаза.

— К мамке, к мамке! — выпалил со злостью Метревели. — В село свое дуй, там мужики усадьбу помещика жгут. Поможешь им. А то засели на казенном харче в своей Кушке… дураки безмозглые!

Солдат примолк, а ребята стали прикидывать, сколько дней потребуется войску Прасолова, чтобы выбраться из пустыни. На сто верст в сторону Мерва и в сторону Теджена — сплошные пески. Больше тридцати верст по ним не протопаешь. Значит, кушкинские солдатики вылезут оттуда не раньше, чем через трое суток. Но и вылезут — какие тогда из них вояки?! Отощают солдатики, заболеют многие: до войны ли им?

В пятом часу утра, на подходе к реке Теджен, Метревели трижды потянул за торчавший над головой рычаг: паровоз разразился мощным тройным свистком. Это был условный знак дежурившим у моста рабочим. Паровоз сбавил ход и у самого моста остановился. В темноте на линии появились людские силуэты. А вот и оклик:

— Ясон, ты?

— Я, Иван Николаевич! Все в порядке!

Все четверо тотчас слезли наземь. Обнялись на радостях. С Нестеровым оказались рядом гнчакисты — Асриянц, Хачиянц, Мякиев и асхабадские деповцы, человек двадцать, если не больше. Пока здоровались и рассказывали, как удачно провели задуманную операцию, прошло с полчаса. Рассказывал сам Метревелм: подробно, не упуская ни одной детали. Наконец вспомнил и о часовом, и Нестеров поинтересовался:

— А где он, ваш пленник?

— Ратх, Андрей, приведите солдата, — сказал Метревели.

Ратх вскочил на подножку и, мигом оказавшись в отсеке паровоза, немного замешкался и недоуменно проговорил:

— А его тут и нет!

— Как так?! — удивился Ясон. — А ну-ка!

Трое забрались на паровоз, поискали солдата, заглянули в тендер с углем, но и там его не оказалось,

— Сбежал, — огорченно выговорил Андрюша.

— И правильно сделал, — со злостью сказал Метревели. — Пусть бежит, куда хочет. Нам он зачем нужен? Нам он не нужен.

На рассвете прогремел взрыв: мост через реку Теджен был выведен из строя. Ни один железнодорожный эшелон Прасолова теперь не мог прорваться к Асхабаду. Довольные проведенной операцией, деповцы и дружина армян возвратились- на тедженский вокзал.

— Ну, что, Арам, давай навестим начальника канцелярии, — предложил Нестеров и поднялся в вагон, возле которого стояла охрана.

Жалковский сидел в купе и, увидев вошедшего Нестерова, не повернул головы и не поздоровался. Иван Николаевич сел за столик напротив полковника и сказал:

— Напрасно переживаете, господин полковник. Разве кто-нибудь, кроме меня, знает, что вас обязали силой подписать мандат на состав паровозной бригады? Представьте себе, что никто вас не неволил. Вы сами, во имя спасения революции от генерала-карателя, дали ему своих машинистов, и они угнали паровоз, а эшелон с войсками бросили в урочище Джуджуклы.

— Вы еще вздумали издеваться надо мной! — вспылил Жалковский. — Посмотрим, как вы запоете, когда окажетесь в руках Прасолова.

— Этого не случится, полковник. Эшелон, вызванный вами, действительно оставлен, без паровоза, в Джуджуклы. Слышали вы, вероятно, и взрыв? Он не мог не коснуться вашего сиятельного слуха.