— Пошли быстро, — проговорил он шепотом. — Смелее…

Держа Андрюшу за руку, он провел его вдоль стены и остановился возле лестницы.

— Давайте прокламации, — совершенно успокоившись, попросил Андрей. — Ничего страшного. В цирке всего один полицейский, а офицеров и вовсе нет.

Приняв от Романчи пачку отпечатанной Программы РСДРП, он сунул ее за пазуху и полез на крышу. Романчи проследил за ним, пока он добрался до купола. Затем клоун, насвистывая, вошел в коридор. В глубине прохода, возле кулис, кроме шталмейстера Никифора и двух униформистов никого не было. Романчи пристроился к ним, якобы ожидая выхода на арену, и стал следить за выставленным оконцем в куполе. Внимание публики, как всегда, целиком было приковано к гипнотизеру Кросу. И тут сверху посыпались листовки. Часть— прямо на арену, остальные — к зрителям.

Публика пришла в неописуемый восторг, ибо все сочли, что падение бумажек с неба — дело рук самого Кроса. Но гипнотизер сам растерялся. Посмотрел вверх, выругался про себя, видимо, решив, что над ним зло подшутили и, наконец, поднял прокламацию и дал прочесть ее партнерше. Та прочитала и пожала плечами. А в рядах уже начинался оживленный ропот. Вот и шепот пошел от одного к другому: «Программа РСДРП, программа РСДРП… Революционеры сверху бросили!»

Сеанс гипноза остался не оконченным. Крос не стал призывать публику к спокойствию: отпустил всех с арены и ушел сам.

Цирк продолжал гудеть от множества голосов. Восторг и возмущение, свист и смех сливались воедино, и невозможно было понять — будет ли продолжена цирковая программа. Наконец, на арене появился менеджер, призвал к спокойствию и следом за ним выбежал Романчи:

— Граждане и господа! — обратился он к публике.

— Прошу внимания! Сегодня мы познакомили вас с нашей новой программой! В заключение — римско-французская борьба!

И на арену вышли в разноцветных костюмах борцы.

Прошло немало времени, прежде чем появился полицейский наряд и двинулся по рядам, собирая «крамольные листки». Полицейские спрашивали: откуда появились листовки, кто забросил. А Андрей в это время сидел с Нестеровым в духане и тихонько посмеивался.

— Чуть было не грохнулся с крыши, — пояснял он, все еще волнуясь. — Адольф стекло выставил и оставил его тут же, а я наступил в темноте и поскользнулся… Чуть не до самой лестницы на спине проехал…

— Молодец, молодец, — удовлетворенно говорил Нестеров и смотрел через дорогу, в сторону цирка.

* * *

Около двенадцати ночи Стабровский вернулся домой. В комнате за занавеской горела свеча. Ксения, полураздетая, встретила его у порога.

— Боже, как долго, — проговорила она с упреком.

— О чем я только не передумала! Мучитель ты мой.

Ну, раздевайся скорее, да ложись, завтра у тебя первый час математика.

— Ксана, ты все спрятала? Чтобы никаких следов, понимаешь? Мало ли что…

— Не беспокойся. Остатки бумаг сожгла, а желатин вынесла за кладовку.

Он лег в постель и, ощущая на плече теплое лицо жены, сразу заснул.

Далеко за полночь, где-то перед рассветом, неожиданно в дверь постучали. Ксения встала с кровати и метнулась к окну. Стук повторился. На этот раз стучали настойчиво и бесцеремонно. Поднялся и Людвиг. Надел брюки, направился к двери.

— Откройте, полиция! — донесся грубый властный голос, и дверь жалобно застонала от ударов сапог.

— Ксана, все в порядке?

— Ох, Людвиг, Людвиг! У меня сердце чувствовало.

— Приказываю в последний раз: откройте, иначе взломаем! — прозвучала угроза и дверь заходила под ударами прикладов.