— Приказываю в последний раз: откройте, иначе взломаем! — прозвучала угроза и дверь заходила под ударами прикладов.
— Да погодите же! Что вы делаете?! — кинулась Ксения к двери и отодвинула задвижку. — Кто такие? Почему врываетесь ночью? Разве бела дня вам мало?
— Все злодеяния свершаются ночью, — цинично заявил полицмейстер Пересвет-Солтан, держа в руке пистолет и оттесняя плечом Ксению в сторону, к окну— Вы арестованы! Тонакевич, — распорядился он, пропуская вперед пристава, — начинайте обыск. А вас. уважаемые Стабровские, прошу сесть вот сюда, на лав «ку, чтобы не мешать делу.
— Господин штабс-капитан, по какому праву? — запротестовал Людвиг Людвигович. — Разве вам не известно, что я — преподаватель гимназии? Вы, вероятно, спутали меня с каким-то бандитом?
— Вот ордер на ваш арест, — ухмыльнулся Пересвет-Солтан. — А ежели этого вам мало, то вот и помощник прокурора, господин Слива здесь.
— Продолжайте обыск и не вступайте в пререкания с преступниками, — мягко посоветовал Слива.
Полицейские перевернули постель, распотрошили подушки и два чемодана, затем, обнаружив погреб, спустились со свечой туда. Но и там ничего не нашли.
Кинулись в сенцы. Тут один из полицейских наткнулся на гектографический ящик и втащил его в комнату. Жестяной ящик был испачкан желатиновой массой.
— Ищите прокламации! Они где-нибудь здесь или во дворе. Тонакевич, возьми еще двоих, сходи во двор, осмотри как следует!
Сам Пересвет-Солтан, осмотрев ящик, подошел к печи и отворил конфорку. Нагнувшись, поднял с пола щепочку и полез в печь. Осторожно придвинул щепочкой пепел сожженных бумаг и извлек его. Верх одной из прокламаций не догорел и по нему четко вырисовывалась черная надпись: «Программа Российской социал-демократической партии».
— Приступайте к составлению протокола, — распорядился Слива.
Пересвет-Солтан сел за стол, послюнявил языком химический карандаш, вывел сверху листка: Протокол.
— Ни стыда у вас нет, ни совести, — насмешливо сказала Ксения. — Я ведь эту прокламацию на дороге подобрала, когда шла домой. Подобрала, чтобы разжечь печку, а вы нас сразу в революционеров превратили!
— Помолчите, мадам, не мешайте исполнять службу, — торопливо попросил Пересвет-Солтан.
— Вы это называете службой… И даже гордитесь такой службой, — заметил Стабровский. — Но вы же просто-напросто оскорбляете людей!
— Помолчите, не мешайте…
Возвратившийся со двора Тонакевич доложил, что ничего предосудительного на ближайшей территории не найдено. Тогда Пересвет-Солтан предложил произвести обыск у хозяина дома, господина Асриянца, но Слива запротестовал.
— Только в качестве свидетеля. Попросите, чтобы пришел засвидетельствовать…
Асриянц, в ночной пижаме, поверх которой куце висел халат, вошел в комнату.
— Чем могу служить? — спросил, быстро оценивая обстановку.
— В каких связях состоите с учителем Стабровским? — спросил Пересвет-Солтан.
— Он у меня снимает квартиру… Платит исправно. Так что, претензий у меня к нему нет никаких.
— Не замечали ли вы что-нибудь противозаконного в его действиях и поступках?
— Ну что вы, господин полицмейстер. Людвиг Людвигович порядочный человек! И Ксения Петровна, дай бог, каждой быть такой честной.
— С какого времени он у вас снимает квартиру? — Если не ошибаюсь, с середины сентября.
— Может, что-то добавите еще?
— Нет, ничего…
— Хорошо, господин Асриянц, ступайте. |