— Да как же так! Да я же… Что скажет генерал

Уссаковский?!

— Господин Пересвет-Солтан, — попросил Нестеров, — идите к генералу и скажите: если со стороны властей не будет никаких насилий во время шествия процессии, то похороны пройдут нормально. Всякое же вмешательство полиции или казаков чревато серьезными последствиями, за которые ответим не только мы, но и вы. Поверьте мне!

Поняв, что с народом не сладить, не уговорить, Пересвет-Солтан со всей своей свитой вскоре уехал. Нестеров организовал дежурство у гроба, а вокруг лазарета выставил пикеты. Охранять улицу и задворки взялись солдаты железнодорожного батальона во главе с Метревели. Уже больше месяца воинская асхабадская организация РСДРП состояла на автономных правах при организации эсдеков Асхабада. Дважды Метревели присутствовал на заседаниях комитета, получал от Нестерова партийную литературу. В войсках асхабадского гарнизона партийная работа велась успешно. И сегодня, как только узнали солдаты-железнодорожники о смерти Стабровского, пришли на помощь своим товарищам по борьбе. Метревели заверил Нестерова:

— Будьте спокойны, Иван Николаевич. Идите в город, занимайтесь делами. Наши не подведут…

Нестеров оставил на ночь в лазарете Вахнина и Красовскую. Сам отправился в город.

Весть о смерти и завтрашних похоронах революционера распространилась по всему Асхабаду. Готовясь к гражданской панихиде, деповцы делали красные флаги, надписи на транспарантах, сплетали венки и обвивали их черными лентами учащиеся гимназий и технического училища, типографские рабочие, приказчики магазинов, хлебопеки. Город погрузился в траур. Не слышалось ни звуков духового оркестра в городском саду, ни кавказской музыки в армянских и персидских кварталах. Лишь азанчи в туркменском ауле не изменил себе: прокричал клич к вечернему намазу. Но он показался людям призывом к завтрашним похоронам.

Предстоящее траурное шествие повергло в смятение уездные власти. Полковник Куколь-Яснопольский собрал у себя всех, кто так или иначе мог воздействовать на благополучный исход завтрашней демонстрации. О том, что это не просто панихида, а самая настоящая политическая демонстрация социал-демократов и примкнувшего к ним населения, — в этом начальник уезда не сомневался. Об этом говорили и Пересвет-Солтан, и Тонакевич, и целая куча других господ, собравшихся в военно-народном управлении. Сюда же явились офицеры штаба начальника Закаспийской области, среди которых были Ораз-сердар и Черкезхан. На совещание были приглашены старшины близлежащих аулов — Асхабадского, Кеши и Карадамак. Каюм-сердар в шелковом халате я новом тельпеке по праву арчина тоже присутствовал здесь. И его новый родственник Хезрет-ишан был рядом с ним. Оба с удовольствием и гордостью поглядывали на штабс-капитана Черкеза Каюмова.

Когда все собрались, Куколь-Яснопольский взял слово:

— Мы благодарим командующего Закаспийским краем, который выделил нам в помощь две роты конных казаков, надеемся на полицейское управление и администрацию учреждений и учебных заведений, но нам бы хотелось, чтобы господа туркменские старшины и духовенство способствовали порядку. Не исключено, что туземная чернь примкнет к демонстрантам, любопытства ради. Этого бы очень и очень не хотелось, господа старшины и ишаны!

Произнеся эти слова, Куколь-Яснопольский все время бросал взгляды на Каюм-сердара, и арчин, распираемый гордостью, не сдержал своих чувств, сказал важно:

— Господин полковник, ни один туркмен не пойдет за красным гробом. Мы всем сегодня объявим. Кто не послушает — того накажем.

— Очень жаль, — продолжал Куколь-Яснопольский, — что на совещании нашем нет знатных людей от армянской и персидской общин. Это весьма и весьма настораживает… и заставляет опасаться, что в случае столкновения полиции, а может быть, и войск с партией революционеров, все мусульманское население города, пользуясь случаем, сведет свои счеты с армянами.