— Проверь фрикцион! Не перегрел? А тормоза?! Нормально? Ну смотри, Онищенко, смотри. А ты, Сидорчук, чего творишь?! Какого ты свалился?! И где запасные рукавицы? Видишь? Нет, видишь? Что это, по-твоему?! Ах, волдыри… А почему они у меня, знаешь?! Я тебе сколько раз говорил — в бой с открытым люком идти! Почему я свой нараспашку держу, а ты свой задраиваешь?! Сколько я тебе говорил?! Да тыщу раз, наверное! Спишу в пехоту и весь разговор! Я выстрелил — ты гильзу сразу вон, наружу! При чем тут «страшно», Сидорчук? Снаряд по прямой летит и в люк никогда, слышишь, ни-ког-да попасть не может!!! Это тебе не миномёт! Чего? НЕ СЛЫШУ!..

…Да понимаю я, что у парня первый бой, что растерялся, что жить хочет. Но если сейчас ему слабину дать — всё. Капут и ему, и экипажу. А я тоже ещё жить хочу, так что пусть он меня больше, чем немцев боится! Чего я так злюсь? Да потому, что он свой люк вообще наглухо задраил, а это значит, случись что — и стрелок-радист сразу покойник, потому что выскочить не успеет…

Между тем всё потихоньку двигается. Пока я рычал на своих, нам погрузили снаряды, проверили ходовую, залили под горловины баки. Можно драться и дальше. Кстати, интересно, сколько ж раз в нас сегодня попали? Ну-ка, подсчитаем…

Подсчитываю… Четыре свежие вмятины и две борозды. Отличная машина. Танк. Именно так, с большой буквы…

Что? Что?! По машинам!!!

…Не успели мы отбить первый натиск, как последовала вторая атака. Приказ как никогда конкретен: не просто остановить, но и уничтожить коробки врага по максимуму. Всеми силами выбивать у них танки. Как можно больше — вот главная и на сегодня, и на последующие дни задача.

Вновь короткий рывок к линии обороны, где идёт самая настоящая мясорубка. Не только на земле — в воздухе тоже. Наконец, подоспели наши самолёты, в которых я опознаю знакомые «ИЛы», вроде того, на котором воюет мой брат Вовка. Немцы бросили против них свои самолёты, и сейчас в воздухе идет настоящее сражение, ничуть не хуже, чем на земле! И там, и тут мелькают огненные трассы снарядов и пуль, рвутся клубы разрывов, мелькают обломки плоскостей и брони. Беспрерывно крутятся юркие остроносые машины, время от времени из-под крыльев вырываются огненные стрелы реактивных снарядов.

Мы же, не обращая никакого внимания на немецкие самолёты, подползаем к нашим окопам, открывая огонь по наземным частям. И здесь наши лёгкие танки неожиданно оказываются на высоте! Пусть у них и картонная броня, но зато их пушки вполне хватает даже средним немецким «трешкам».

Нет, всё-таки хорошо, что в своё время на них поставили сорокапятку! И теперь их снаряды уверенно выводят из строя вражеские машины. Наконец, немцы не выдерживают и начинают откатываться, взамен вступает их артиллерия, и я торопливо отвожу свои машины назад, за линию их огня. Злосчастный «Т-40» остаётся на месте — близким разрывом ему перебивает узкую гусеницу. Хорошо, хоть экипаж уцелел, а танк… давно я хотел от этого недоразумения избавиться! Мы подхватываем ребят на броню и уходим в лес, пережидать обстрел…

Оббегаю своих, интересуюсь состоянием и наличием боезапаса. Да, хорошо постреляли — осталось около половины положенных по штату снарядов, патронов для пулемётов, правда, побольше. Из «ДТ» почти не стреляли, так что… Твою мать!!! Над линией окопов взлетает в небо алая ракета. Снова пошли! По машинам! Атака!..

Выбрасывая из выхлопных труб клубы чёрного дыма, мы мчимся на максимальной скорости к нашим ребятам. Дело плохо! Под прикрытием артобстрела немцы подкрались очень близко, и сейчас идёт драка уже в окопах. Панорама выхватывает оскалившего зубы высоченного немца, вытаскивающего нож из распростёртого перед ним тела в грязном рваном ватнике. Стереть с лица улыбку фашист не успевает — короткая очередь валит его прямо на тело своей жертвы.