Взрыв бензина подбрасывает меня, едва не заставив прикусить язык, во все стороны брызжут струи огня. Они накрывают кузова бронетранспортёров и грузовиков, охватывают тела пехотинцев. Я вижу, как немцы извиваются в огне. Жуткая смерть! Но тем, четверым, было страшнее и больнее…

Пули высекают искры из металла, насквозь прошивают тела в мышиного цвета мундирах. Рядом вспухает ещё один огненный шар, взлетает к небу фонтан грязно-жёлтого дыма, с вершины которого плавно устремляется к земле обломок автомобильного борта. Он на одном уровне с моей машиной, идущей на пятидесятиметровой высоте…

Ну, как? Не нравится, суки? А вы думали, как оно будет?! Вот так и будет, твари, так — и только так! На дороге царит паника, всюду горящий бензин и взрывающиеся боеприпасы.

Хорошо мы рассчитались за вас, ребята? И это ещё не всё! Погодите! За каждого из погибших они заплатят сторицей! Не будет им пощады, не будет… Не позволю…

Глава 9

Прихожу себя от едкого запаха нашатырного спирта. С трудом открываю глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на склонившемся надо мной силуэте.

— Где я?

— Лежите, товарищ капитан. У вас контузия.

— Что?

— Вас шлем спас. Осколок на излёте прямо по затылку рубанул, вот вы и отрубились. Разведчики вас притащили.

— Да? Спасибо им… А что с моими ребятами? И где я?

— Вы в блиндаже, с ранеными. Мы пехота, помните?

— Да, помню…

И вновь липкая противная темнота… Грохот, удар. Ещё один, и ещё. Темнота… Почему я на земле? Вроде бы на топчане лежал, и где медсестра?..

На ощупь пытаюсь подняться — это даётся на удивление легко. Отчего же все-таки так темно? Ночь? И что за странный, чуть сладковатый, запах? Впрочем, нет, не ночь, просто передо мной висит плащ-палатка, из которой кто-то соорудил занавеску. Отодвинув брезент в сторону, я в шоке замираю вся землянка забита изуродованными телами.

Минуту или две я смотрю на мёртвых бойцов и, наконец, соображаю, что блиндаж закидали гранатами. Меня же спасло то, что топчан стоял в отдельном крохотном отсеке за стеной из толстых брёвен, и то, что немцы не спустились проверить результаты своей работы…

На дворе — то ли вечер, то ли утро. Немного шумит в висках, но это пройдёт. Лезу в сапог верный шкерочный нож, к которому я приучен сызмальства, на месте, в потайных ножнах, вшитых в голенище. Уже хорошо… Обшариваю землянку — пусто, оружия нет. Да и быть не могло — раненым оно ни к чему… Натыкаюсь взглядом на медсестру, изломанной куклой застывшую возле стены. Её гимнастёрка бурая от застывшей крови. Впрочем, не только гимнастерка — кровь везде — на земляном полу, стенах, накате… Противно тянет разложением, и до меня запоздало доходит, что за запах я почувствовал, придя в себя. Сколько же я здесь провалялся?! Наших поблизости явно нет — или полегли все, или отступили…

Замечаю валяющуюся в углу помятую флягу и нагибаюсь за ней… Простое движение вызывает острый приступ тошноты, но приученный к морской качке организм справляется. Повезло, внутри что-то булькает! Вода отдаёт затхлостью и тиной, но я жадно глотаю, не без сожаления, откладывая в сторону уже пустой. Маловато…

Осторожно выглядываю наружу, осматриваюсь. Всё-таки вечер. Выждав ещё минут двадцать, очень медленно и осторожно выбираюсь наружу. Никого… Повсюду валяются мёртвые тела наших бойцов, однако оружия нет. Всё собрано и увезено с чисто немецкой педантичностью.

Нахожу лишь пехотную лопатку с расщепленной рукояткой, ещё одну флягу с водой и несколько сухарей в чьей-то противогазной сумке, и только тут ощущаю невыносимый голод.