— Может быть, мне следует что-то сделать, чтобы… — голос ее дрожал.

Боже, подумал он, неужели она научилась краснеть от желания? Неужели осознает, как это идет ей?

— Чтобы что?

— Доставить тебе удовольствие?

— Я хочу, чтобы ты сама догадалась, — ответил он и поцеловал ее в нос.

— О-о, — чуть слышно выговорила она.

Смущаясь, она стала целовать и гладить его шею, плечи, грудь, а затем бедра. Ее ласки доставляли ему волшебное наслаждение: опытные проститутки и содержательницы таверн давно прискучили ему, — еще никогда и никто не ласкал его так, как Бетани. Когда ее рука интимно коснулась его, он чуть не вскрикнул от испепеляющей острой страсти, бушевавшей в нем. Сводившее с ума желание разрушило стену негодования, которую он старательно воздвигал в себе. Ее губы целовали его, а руки изучающе ласкали тело, доводя до безумной страсти, — девушка становилась то бесстыдной и смелой, то смущенной и стыдливой.

— Бетани, — прошептал Эштон. Она замерла и подняла глаза.

— Что-то не так?

Сквозь туман желания на его лице появилась улыбка.

— Осмелюсь заметить, что ты не совершила ни одного неверного движения.

— Ты выглядишь так, как будто тебе больно.

— Да, мне больно потому, что я сильно хочу тебя.

— И что тогда?

В ответ его тело совершило быстрое движение, он оказался над ней, заглядывая в ее смущенное лицо.

— Тогда мы прекратим эти игры.

Ее руки обвили его шею. Удивление, отразившееся на ее лице, зажгло в нем луч надежды: а вдруг он действительно ошибается и Тэннер не лишил ее невинности?

Все его тело напряглось, он медлил, приходя в ужас от того, что сейчас ему откроется: обесчестила она себя или нет?

— Эштон? — прошептала Бетани. Она нетерпеливо пошевелила бедрами и коснулась его своей плотью, уничтожив все колебания. Он стал неумолимо проникать в нее.

— Приподними бедра, — велел он. Она с готовностью повиновалась, и одним быстрым, но нежным движением он проник в нее, моля Бога, чтобы появилось доказательство ее невинности, но ее плоть не оказала никакого сопротивления — тело с радостью приняло его, восторг окрасил щеки. Она отвечала ему с такой нежностью, что ему стало безразлично, первый он или нет; ритмичными движениями он погружался в благословенную теплоту ее тела со страстью, которая мучила его уже долгие недели. Ее стоны свидетельствовали, что ей хорошо; ее страсть не уступала его собственной — казалось, ее впервые так любили, — на ее лице отражалось удивление; давая волю инстинкту, он чувствовал, что затронул такие ее сокровенные места, которых никто еще не касался.

И она шептала ему об этом на ухо, а он испытывал от этого восторг. Ее руки продолжали ласкать его плечи, опускались к бедрам, а затем поднимались и ласкали волосы. Под его ритмическими движениями она как бы расцветала, от нее исходил аромат цветов летнего сада, сладко круживший ему голову. Бетани в экстазе извивалась под ним. Никогда еще Эштон не испытывал ничего подобного — она шептала, что любит его, он почти верил ей. Его страсть отвечала ее страсти — и наконец достигла завершения. Эштон неохотно оторвался от нее и откинулся на подушку, устраиваясь рядом с ней на узкой постели.

Бетани положила голову на его плечо, ее теплое дыхание согревало его кожу. Лучше бы она не была такой покорной и такой нежной — даже аромат жасмина, исходивший от ее волос, снова возбуждал его. Сдавленное проклятие — красноречивый жест собственной слабости — сорвалось с его губ; она вся напряглась, с тревогой взглянув на него.

— Эштон, я не так вела себя? Разочаровала тебя в каком-то смысле?

Он заставил ее замолчать, коснувшись пальцами губ.