— Так расскажи сейчас.

— Леди Колетта знала, что Беатриса хотела уйти от тебя к… — Молодая женщина помедлила, не желая произносить имя джентльмена, зачавшего ребенка, которого Габриель когда-то считал своим.

— Энрайту, — мрачно закончил за нее муж.

Лорд Габриель презирал этого хлыща, и его догадливая жена прекрасно чувствовала это. Лишь осознание того, что не только он сам, но и мистер Энрайт был обведен вокруг пальца проклятыми Бурардами, удерживало графа Рейнекортского от того, чтобы всадить в проходимца пулю на дуэли. Если бы родители посчитали, что молодой человек достаточно хорош, чтобы стать их зятем, Беатрисе не пришлось бы связывать свою жизнь с мужчиной, которого она никогда не любила.

— До приезда судьи я уже говорила тебе, что леди Колетта через тайные ходы в стенах появлялась и исчезала, когда ей вздумается, не замеченная никем в доме.

Леди София подвинулась. Теперь лорд Габриель видел ее лицо. Сильные мужские руки приподняли ее и помогли ей усесться к нему на колени.

— Все эти годы твоя мать наблюдала за тобой, словно благожелательно настроенное привидение. По-своему она тебя любила.

— Любила! — фыркнул лорд Габриель. — Ни одна любящая мать не оставит сына на милость тирана-отца, который страдал приступами беспричинного раздражения и часто донимал мальчика своими унизительными причудами. Не стоит забывать, что моя покойная мать была хладнокровной, безжалостной убийцей. Леди Колетта чуть было не лишила тебя жизни в детстве, когда твое нежелательное присутствие в доме могло нарушить ее планы. Она убила твою мать, которая имела несчастье привлечь внимание моего отца. Лорд Рейвеншоу погиб только потому, что стал невольным свидетелем ее преступлений, а моего отца погубили его же высокомерие и недальновидность. Он думал, что сможет избавиться от надоевшей ему жены, заперев ее подальше, и не учел того, что однажды она вернется и отомстит.

Леди София кивнула.

— Я понимаю, что логически это трудно объяснить, но уверена в том, что в глубине больной души этой женщины все же теплилась искра любви к ее единственному сыну. Она следила за тобой, когда ты наведывался в поместье. Леди Колетта, оставаясь невидимой, наблюдала за вашими с Беатрисой отношениями, когда вы после свадьбы переехали сюда.

Лорд Габриель застыл, поеживаясь от осознания того, что его сумасшедшая мать стала свидетельницей страшного фарса, в который превратился его брак. Сколько раз она наблюдала за тем, как он ссорился с Беатрисой? Была ли его мать свидетельницей того, как по ночам, позабыв о гордости, он умолял жену вновь полюбить его, как прежде, до замужества? Он уже успел позабыть, сколько ужинов заканчивалось тем, что Беатриса запиралась в своей спальне и тихо плакала, уткнувшись в подушку, а он шел в библиотеку и топил свое горе в бренди.

— Мать подслушала, что до родов я запретил Беатрисе покидать пределы дома, — бесцветным голосом заявил он.

Желая утешить мужа, леди София погладила его по груди.

— Когда леди Колетта услышала, что Беатриса беременна не от тебя, она посчитала, что проступок твоей жены пятнает семейную честь Рейнекортов. Ты ушел в библиотеку. Тогда твоя мать вышла из своего укрытия и убила Беатрису. Мне очень жаль, Габриель.

— Восемь лет я прожил под бременем ложных обвинений и сомнений, вызванных странными обстоятельствами смерти моей первой жены, — глядя на свои руки, сказал граф Рейнекортский. — Когда я обнаружил мертвую Беатрису, я заметил синяки у нее на шее. Я ничего никому не сказал. Судья закрыл дело, а я продолжал жить, стараясь примириться со страшными подозрениями.

— Ты ведь не был ни в чем виноват, Габриель.

Он невесело рассмеялся.

— По правде говоря, я мало что помню о той ночи, когда сказал Беатрисе, что она должна оставаться в Эдисон-Парке до рождения ребенка.