10

Столовая находилась в сборном домике позади ангара общежития. Ряды длинных столов, складных стульев и стол с паровым подогревом стояли там для самообслуживания. Бенни взял поднос и тарелку, набросал туда несколько яиц всмятку и куски того, что, он надеялся, было свиной сосиской. Это могла бы быть и ящерица или черепаха, как Бенни уже узнал.

Еды много не бывало. Пищи было достаточно, но лишней не оставалось.

Когда Бенни пришел сюда впервые, он навалил кучу еды на поднос. Никто ничего ему не сказал, пока он не сел напротив Бунтарки, которая одарила его строгим взглядом.

— У тебя здесь еды, как для беременной свиньи, — сказала она, и в ее голосе послышался сильный акцент Аппалачи.

— Я в курсе, представляешь? — сказал он и запихнул вилку с яйцом в рот. — Даже неплохо.

Бунтарка была худой с твердыми мускулами и очень милой, с обритой головой, покрытой татуировками роз и диких лоз. Она носила джинсы и кожаный жилет на голое тело, насколько мог это определить Бенни.

— Может, тот зом выбил не только все здравомыслие из твоей головы… но еще и манеры? Сегодня четыре человека останутся голодными, потому что ты взял себе еды на пятерых. Осмотрись — думаешь, здесь есть что-то, напоминающее изобилие? Все здесь в нескольких шагах от голодной смерти, а вот и ты, набивающий пузо едой, словно у тебя день рождения.

Когда Бенни огляделся, он увидел лишь вежливые понимающие улыбки монахов. Потом он посмотрел на гору яиц, картошки, овощей и половину буханки хлеба. Без единого слова он встал и направился обратно к столу с паровым подогревом, положил свой поднос перед первым человеком в очереди. Потом ушел и больше ничего не ел в тот день.

Теперь он составил себе рацион. Одно яйцо, половинка жареного картофеля, кусок хлеба с тонким слоем масла и чашка воды из колодца. Это всегда было чуть меньше, чем ему хотелось бы, и всегда чуть больше для кого-то другого. После пары голодных дней Бенни стал чувствовать себя хорошо благодаря этому правилу. Теперь это был его ритуал. Он также проводил время каждый день, работая в бобовых полях и фруктовых рощах, помогая с разной работой, для которой не требовались особые навыки. Это был изнурительный труд, но Бенни чувствовал себя хорошо. К тому же в этих занятиях была выгода, если рассматривать их как тренировки, чтобы вернуть силу и мышечный тонус.

Он пытался заставить некоторых монахов, работающих в поле, спеть несколько нестандартных песен, которым Морги научился у своего папы, но это не сработало.

Сегодня Бунтарка была на другой стороне столовой, сидела рядом с Евой, крошечной светловолосой девочкой, которую Бенни спас, когда они оба упали в расселину, кишащую зомами. Ева смеялась, и даже с этого расстояния Бенни слышал, каким странным и отрывистым был этот смех. Бедняжка прошла через слишком многое. Жнецы сожгли поселение, в котором она выросла, и истребили практически всех жителей. Беженцы провели несколько безумных дней, скитались по пустыням и лесам, а за ними охотились жнецы и отправляли их «во тьму». Ева стала свидетельницей ужасного момента, когда слуги Танатоса убили ее отца и мать.

Монахи работали с Евой каждый день, день за днем доставая из девочки красные тени ее травмы. Хотя прогресс и был заметен, совсем скоро стало ясно, что, возможно, разум Евы поврежден навсегда. Бенни так же сильно волновался и о Бунтарке, — бывшая жница словно взяла на себя миссию по «спасению» девочки. Бенни боялся того, что может случиться с Бунтаркой, если хрупкий разум Евы не восстановится.

Из-за этого Бенни ощущал как грусть, так и ярость, поскольку жнецы были хуже зомби. У мертвых не было разума, они действовали согласно импульсу какой-то силы, вернувшей их тела к жизни. Жнецы знали, что делают.