— Первое дитя часто запаздывает, — возразила старшая жена.
— Я не позволю ей слишком долго медлить. Я приготовил свежее снадобье из лозы пеллы, прежде чем уехал. — Кейда говорил невнятно, ибо рот его был вновь полон орехов. — И я набрал множество синешлемников в пути. — Он бросил взгляд на Сиркета. — Ты основательно занимался без меня помолом и отварами?
Мальчик ухмыльнулся.
— Мы вполне обеспечены средствами против любой болезни влажной поры, какую я нашел в лечебниках.
— А как насчет укрепляющих и очищающих снадобий?.. — Кейда заметил, что у сына стерты костяшки пальцев. — Ты никак бился на ристалище, а, сынок?
— Бирут застиг меня врасплох. — Сиркет выглядел несколько пристыженным. Кейда ухмыльнулся, глядя на сына.
— Лучше пусть раб заденет тебя во время урока, чем убийца достанет в ночи.
— Сэйн, кажется, твердо решила посетить башню безмолвия, — вздохнула Джанне. — Она говорила с тобой об этом?
— Да, и я сказал ей, что в этом нет никакой необходимости, пока ребенок благополучно не родится, — решительно заявил Кейда. Лицо Джанне смягчилось.
— Просто она так боится, что родит сына, и он будет последним, что она увидит.
— Хотел бы я знать, почему. — Кейда в полном отчаянии покачал головой. — Я говорил ей снова и снова, что мы вырастим малыша, будь то мальчик или девочка, чтобы служил благу владения и нашему союзу.
— Она явилась из владения, где все еще льется кровь его детей, — напомнила Джанне. — Старый Ток Вэйс мог вырастить всех сыновей и внуков в своей ограде, но им все же пришлось биться за власть меж собой, когда он умер.
— То было достаточно кровавое дело, — вздохнул Кейда. — И мне кажется, мы не знаем и половины, как и никто вне границ владения.
— Надеюсь, что у нее мальчик. — Джанне наклонила голову набок. — Тогда она поймет раз и навсегда, что ты хозяин своему слову. Или пройдет через те же самые муки при новой беременности.
— Если она решится иметь нового ребенка, — кисло заметил Кейда.
— Уверена, что ты убедишь ее вновь пригласить тебя на ложе, — хихикнула Джанне.
Сиркет кашлянул и заговорил, пожалуй, громче, чем требовалось:
— А правда, будто Улла Сафар убивал сыновей, которых рождали его жены?
— И даже наложницы, — ответил отец с поспешностью, которая не скрыла его отвращения. — Он сам давал им лягушачий яд, судя по тому, что он мне говорил.
— Но как же?.. — Сиркет нахмурился. — Если Орхан умрет…
— Он не так уж и здоров после прошлогоднего приступа костоломной лихорадки, — заметила старшая жена.
— И всегда следует бояться несчастья или злого умысла, — Кейда с вызовом посмотрел на Сиркета. — Что тогда будет?
— Теуи Улла унаследует все, как вторая по старшинству. — Сиркет покачал головой. — Она боится собственной тени. Она не найдет мужа, согласного мыкаться при жене и предоставить ей властвовать.
— Без младших братьев, способных вести в бой меченосцев владения, она счастлива будет избежать брака умыканием, — вставила Джанне.
— Так зачем тогда Улле Сафару колчан лишь с одной стрелой? — И Кейда откинулся назад, изучая сына.
Подумай — сейчас тебе открываются вещи, которые твои родители знали, но никогда не обсуждали в открытую. Как глубоко это до тебя доходит?
Сиркет поколебался. |