— О да, конечно, сударь! — воскликнул я.

— Мы в этом тотчас же убедимся. Вы опять-таки понимаете: прежде чем с уверенностью предложить вам работу, мне необходимо оценить ваши дарования. Вот присланное мне из Санкт-Петербурга полицейское донесение. Изволите ли перевести мне его с листа? Сразу?

Дантес протянул мне листок бумаги, исписанный каллиграфическим почерком. Вглядываться в начертания букв не приходилось, все читалось легко. И я стал излагать вслух по-французски содержание документа, стараясь как можно точнее и изящнее передать его смысл и стиль. Все время моего чтения вслух он сверялся с другим переводом, видимо, заготовленным заранее (позаботился!), убеждаясь в правильности моего, и минуты через две остановил меня:

— Превосходно! Но это еще не все. Я бы хотел, чтобы вы теперь изложили переведенное письменно.

Я повиновался. Пока мое перо покрывало черными буковками белую страницу, я чувствовал на себе его взгляд. Глаза Дантеса перемещались с моего лица на мою руку и обратно. Мне стало не по себе. А вдруг что-то в моем поведении все-таки показалось ему подозрительным? Вдруг я не вызвал у него доверия? Вдруг он сейчас отошлет меня под благовидным предлогом? И что тогда? Не придется ли мне, почти уже добравшись до цели, искать иное решение? Закончив свою рукопись, я протянул листок Дантесу, барон прочел, покачал головой и уронил:

— Письмо правильное и, насколько я могу судить, знание обоих языков позволит вам стать отличным секретарем. Думаю, мы сможем трудиться в полном согласии. А если я буду весьма удовлетворен вашей работой, то, вероятно, найду для вас и другие мелкие поручения.

Он говорил, а я успокаивался, успокаивался… Все шло как нельзя лучше. Я оказался на месте, и я был счастлив, как рыбак, доставший из воды ту самую рыбу, о которой так долго мечтал. Главное теперь было — следить, чтобы эта громадная щука не сорвалась с крючка. Надо действовать потихоньку, последовательно, медленно набирая темп. Торопиться некуда, времени убить этого беззащитного человека вполне достаточно. Ему от меня не уйти. И я накажу его за преступление тогда, когда выберу момент сам. Эта отсрочка казни понадобится мне, чтобы изучить негодяя получше, чтобы еще сильнее его возненавидеть. Да! Да! Чтобы как следует насладиться местью, мне нужно знать о нем все. Он полагает, что я в его распоряжении, но дело обстоит как раз наоборот: с этого мгновения он в моей власти. В моих руках. А бывает ли большее на свете счастье, чем владеть жизнью и смертью существа, которое мыслит себя неуязвимым, не заслуживая при этом никакого снисхождения? Кипя от любопытства и нетерпения, я притворился необычайно внимательным к дальнейшим его речам:

— Полагаю, на первых порах вам достаточно будет являться сюда два раза в неделю во второй половине дня… Скажем… во вторник и в пятницу, вас устраивает? А после посмотрим… Вам с вашими русскими бумагами будет предоставлено небольшое помещение, смежное с моим рабочим кабинетом. Это позволит вам, в случае необходимости, прямо проконсультироваться у меня в связи с тем или иным делом. Сейчас я покажу вам это помещение.

Он поднялся, опершись двумя руками о край письменного стола. Он был куда выше и крепче меня. Врукопашную он одолел бы меня одним ударом кулака. Мы бок о бок прошли кабинетом. Комната, предназначавшаяся мне, оказалась без окна, во всю ее ширину протянулся дубовый стол, блестящий от воска.

— Эти условия могут показаться вам несколько спартанскими, сударь, но помимо того преимущества, о котором я уже сказал, есть и еще одно: вас тут никто не потревожит, никто не помешает вам писать.