– И когда?…

– Да вот, как вернулся тогда, после некроманта… Сначала все дрова в округе переколол, потом солдат муштрой замучил, потом с соседями позадирался, но войны не получилось – струхнули соседушки, прощения попросили и брюхом кверху перевернулись. Вот тогда Корбин плюнул и за кисть взялся. Во-о-от, где ж она, первая-то… заныкал, стесняется… – Лик простукивал пол под собой, прислушиваясь к нюансам стука. – А, вот же, нашёл! – он надавил на половицу и засунул руку в образовавшуюся нишу. В дрожащем свете свечей появился аккуратный рулончик. Рраз – и рулончик раскатался в холст…

…Зелень по краям – грубыми мазками… чернота в середине – с серым налётом пепла… сполохи огня из-под пепла – вокруг тела, раскинувшего руки на выжженной крестом поляне… лица нет – только бело-голубое сияние окутывает тонкую фигуру…

– А это когда Корнелиус к нему первый раз пришёл после того дня, – Лик крякнул, подёргал ус, старательно отводя глаза. – Они тогда надолго в кабинете заперлись, ругались… Так то я ничего не слышал, да только когда его сиятельство орать начинает, только глухой не услышит… Как гаркнул тогда "А мне что прикажешь делать? Я воин, а не нянька, сопли девкам подтирать!" Корнелиус поле этого быстро ушёл, а Корбин ещё долго в кабинете сидел, а потом сюда поднялся… Смотреть он на эту, первую картину не может, выкинуть – рука не поднимается, вот и спрятал в тайник. Пойдём-ка, Каталина хоть сама и справляется, а вот из-за тебя волнуется. Почитай, весь вечер пропадала. Чего тебя занесло-то сюда?

– А сама не знаю… Потянуло просто. Когда с девочками тренируемся, эти окна бликуют, вот любопытство и разобрало…

Лик проводил Джурайю до западного флигеля в полном молчании, а потом долго смотрел ей вслед, качая головой…

Три недели прошло с момента возвращения Корбина в замок, а они ещё ни разу не поговорили. С одной стороны это было к лучшему – не приходилось оправдываться за присутствие ребёнка, а вот с другой стороны… Граф явно избегал младшей наставницы, Алистрину с Каталиной на дух не переносил, и даже сбежал проводить тренировки в экстремальных условиях в лес, хотя особой необходимости в это не было, Джурайя это точно знала. Не мог же он так психовать из-за одного малыша? Чем она мешала, эта куколка, его сиятельству графу де'Карри? Он был единственным человеком в замке, который ни разу не взял её на руки. Неужели из-за того, что она – дочь Анны? – недоумевала новоявленная мать. – Так про Анну все давно забыли, для всех она моя и больше ничья… Странно…

А потом ребёнок заболел… Началось всё с невинного покашливания, а уже к вечеру малышка с трудом втягивала в себя воздух, хрипела, задыхалась и горела… Прим только развёл руками – крупозное воспаление лёгких, ребёнку не выжить, а у него нет опыта лечения младенцев. Оставалась последняя надежда – Древние… Одна ночь, проведённая в доме Геллертов – и ребёнок резко пошёл на поправку, но лечение необходимо было продолжать ещё как минимум неделю и сохранялась опасность внезапного прекращения дыхания… Дни и ночи Джурайи снова слились в непрерывную карусель – Алистрина должна была постоянно находиться под контролем. Днём всё было проще – нянек палкой не отгонишь, только Карину перестали впускать – ещё заразится, самой уже скоро рожать, мало ли что… А вот ночью Джурайя с Каталиной дежурили по очереди, а чаще всего вместе сидели над кроваткой и тревожно вслушивались в прерывистое дыхание больного младенца… За декаду, прошедшую с начала болезни малышки, Джурайя исхудала больше, чем после своего незадавшегося самоубийства, под глазами прочно залегли тёмные круги, и она всё чаще пропускала удары своих же учениц.