|
-Ты не переживай... сокол. Произведу-ка я тебя, пожалуй, из голубей в сокола. Заслужил. По молодцу и почет. Ты зубами брось скрежетать. Скажу тебе по дружескому расположению, не так наша жизнь примитивно устроена, чтобы каждый кухонный мужик вроде Ванюши мог свою блажь в жизнь претворять. Но еще я тебе скажу: если оставлять провинность без наказания, выйдет не жизнь, а сущий бардак... Он отодвинулся в сторону. На нарах, кроме них с Мазуром, никого не было- видимо, другая камера, обустроенная точно так же. Ольга лежала на полу лицом вниз, руки вытянуты вперед и скованы, двое знакомых по поездке на телеге парней без труда удерживают ее в этой позе. - Валяй, Митрий,- сказал Кузьмич.- Только смотри мне, след сделай, а кожу не просеки - на первый раз... Ольга пыталась биться, пока с нее стягивали штаны, но верзилы навалились, прижали. Незнакомый Митрий шагнул вперед и взмахнул нагайкой - как бы небрежно, ловко. На ягодицах моментально вспух алый широкий рубец. - Штаны ей натяните, нечего пялиться- сказал Кузьмич как ни в чем не бывало, повернулся к Мазуру.- Уловил нашу механику, сокол? Ты замечаньице заработал - а молодая женушка и ответит, может, попкой, а может, если особенно рассердишь, и другим местом. Так что ты уж впредь соблюдай, что велено, не расстраивай старика. Взяли, ребятки. Мазура подняли и потащили в коридор, занесли в соседнюю камеру- прежнюю, с четверкой испуганных людей, прижавшихся к стене. Небрежно кинули на нары, завели следом Ольгу и сняли с нее наручники. - Когда дверь запрем, развяжете сокола- сказал Кузьмич в пространство.- И чтоб распорядок соблюдать, как по нотам. Марш на нары, голубка, и не переживай особенно, денек кверху попкой полежишь - пройдет... Глава четвертая ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ Мазур лежал долго, но к нему никто так и не посмел приблизиться. Он видел, как Ольга собралась было попросить сокамерников о помощи, но остановил ее взглядом - чтобы не напоролась на замечание. Она осталась лежать на животе, глядя на мужа с преувеличенно бодрым видом, однако в глазах стояли слезинки, скорее от бессильной злобы, чем от боли. Понемногу Мазур распутал руки сам - веревка оказалась самодельная, то ли конопляная, то ли льняная, завязанная не особенно хитрыми узлами -а уж развязать ноги и вовсе было проще простого. - Больно? - прошептал он Ольге на ухо, погладив по щеке. - Обидно,- откликнулась она. Пока он отсутствовал, сигареты и зажигалка улетучились. Дедуктивных способностей Шерлока Холмса тут не требовалось- Мазур уткнулся угрюмым взглядом в толстого дневального, и уже через минуту тот заерзал, занервничал, а через две осторожно приблизился и протянул издали захапанное. Мазур с Ольгой выкурили по сигаретке, отчего жизнь вновь несколько повеселела. Но вскоре жить стало угрюмее. По Ольгиному ерзанью и многозначительным взглядам в сторону параши нетрудно было догадаться, в чем сложность. |
