Тогда и дежурство следует изменить, сидеть у костра по двое, иметь два ружья… А сейчас Степан сладко всхрапывал, уютно расположившись в теплом спальном мешке. Тихонько посапывали девушки, всхлипывал во сне Женя Меерзон, громко храпел объевшийся Семихатко, а вторил ему Феликс Коротич, намаявшийся за день.
А бедный Толик все сидел у костра, время от времени подбрасывая заранее приготовленные сучья. Огонь оживал, языки пламени радостно трепетали, тьма отступала. Но стрелки на часах Толика словно приклеились; время почти не шло. Он попробовал считать про себя, но дело пошло еще хуже — минуты томительно двигались одна за другой, а счет все сбивался, усталый мозг отказывался тренироваться в устном счете. Толик встрепенулся: ему послышался далекий скрип снега, словно кто-то бродил в лесной чаще. Подмышки мгновенно стали мокрыми, ладони в варежках тоже покрылись влагой; Толик стал всматриваться в темноту, но, конечно, ничего не увидел. На всякий случай он прижал к себе ружье и нащупал курок. Треск костра мешал ему прислушиваться, но одновременно успокаивал, ободрял. “Вот же палатка, совсем рядом, там полным-полно ребят, которые вскочат мгновенно, стоит мне закричать. Только чего кричать — никого нет, просто какие-то ночные лесные звуки, а я всех переполошу, и меня будут считать трусом! Мне, наверное, просто показалось”, — ободрял себя студент, ближе придвигаясь к костру. Но все сознание его было направлено на ожидание странного звука; и звук вскоре повторился. Теперь он был более отчетливый; да, это скрипит снежный наст под чьими-то ногами. Или — лапами. Тяжелыми лапами, ведь от легких ног белки или зайца наст даже не просядет, не потревожится. Это ходит кто-то большой, грузный! Толик весь превратился в слух, но загадочный звук больше не повторялся. Только ночной ветер загудел вдруг в кронах кедров устрашающе и мрачно. Что-то упало рядом с Толиком, и он в ужасе подскочил, готовясь издать дикий вопль. Присмотрелся, дрожа от ужаса — рядом лежала крупная шишка, наполовину вылущенная белкой. Толик с облегчением вздохнул и улыбнулся, взял шишку и принялся, сняв варежку, выковыривать вкусные орешки. За приятным занятием время побежало незаметно, и Углов совершенно перестал смотреть в ту сторону, откуда слышался скрип и звук шагов. Толик еще раз взглянул на часы и пошел будить Вахлакова:
— Вставай, Олег, твоя очередь! — шептал Толик, стараясь не разбудить остальных товарищей.
Он очень устал и теперь только и мечтал поскорее лечь и уснуть праведным сном выполнившего свой долг человека. Олег Вахлаков открыл глаза и посмотрел непонимающе на Толика, жужжащего фонариком-“жучком” с динамо-машинкой.
— Что, уже пора? — на самом деле Олег и не думал спать, но ему хотелось быть хитрее всех, умнее, поэтому он продолжал притворяться: зевал, потягивался, тряс головой, будто спросонья.
Наконец вылез из спальника, надел тулуп, валенки, напялил ушанку и побрел к костру, крепко сжимая ружье, выданное ему Толиком. Олег сел у костра и стал всматриваться в морозную ночь; теперь уже ярко светила луна, было не так страшно и темно, как два часа назад. Белая ровная поверхность снега отражала свет луны; чернели стволы деревьев. Было очень красиво, но сильный мороз пробирался даже сквозь толстый овчинный тулуп Вахлакова, так что пришлось встать и подбросить в костер как можно больше сучьев. Хвороста оставалось довольно мало, так что Вахлаков с сомнением посмотрел на кучу сучьев, которую собирали впопыхах, стараясь как можно скорее отделаться от работы и как следует поесть и отдохнуть. Олег решил дойти до кромки леса и поискать еще валежника, благо свет луны стал ярким. Студент неторопливо пошел к деревьям, по пути собирая лежавшие на снежном насте отломанные ветром ветки. Снегопада давно не было, хвороста можно было насобирать сколько угодно, и Вахлаков даже с удовольствием взялся за дело: все лучше, чем тупо сидеть у костра, думая черт знает о чем! За спиной у парня висело ружье, которое придавало ему уверенности и смелости. |