|
Он шел по твердому насту, проламывавшемуся под его грузными шагами, приближаясь к деревьям. Вдруг что-то гигантское, огромное, крылатое взметнулось из-под его валенок. Раздался треск крыльев, клекотание, сверкнул в свете луны яростный круглый глаз… Вахлаков отпрянул и повалился на снег, не чувствуя ничего, кроме ледяного ужаса, но тут же он догадался, что спугнул зарывшегося в снег глухаря, которых много в этих северных лесах. Птица испугалась не меньше, взлетела, расправила широкие крылья, а он от неожиданности чуть в штаны не наложил! Хорошо, что никто не видел эту неприятную и смешную сцену, а то принялись бы потом смеяться над ним и подшучивать; этого Олег не смог бы стерпеть. Больше всего на свете он ненавидел шутки и розыгрыши, хотя и принужденно смеялся, участвуя в развлечениях товарищей наравне со всеми. Однако когда шутили над ним, Вахлаков всегда с трудом подавлял ледяную ярость, распиравшую грудь. И всегда старался исподтишка отомстить обидчикам, устроить им какую-нибудь каверзу, нанести удар, убытки…
Вахлаков не спеша поднялся, почистил штаны от налипшего снега, подобрал рассыпавшийся хворост и побрел к костру. В душе его закипала злоба: почему эти идиоты так мало набрали валежника? О том, что он и сам не слишком-то трудился, Вахлаков предпочел забыть, пестуя праведный гнев и негодование. Он сел у костра, жалея себя и ненавидя весь этот глупый поход, несправедливый мир и идиотов, его населяющих… Время текло, а Вахлаков не видел ни прекрасных звезд, ни блистающего снега, ни радостного пламени костра; он прислушивался только к своим мыслям и чувствам, которые были далеки от приятных. Сгорбившись, поблескивая злыми глазами, он сидел, сжимая в руках ружье. Через положенное время Олег рывком поднялся и пошел к палатке, будить Феликса Коротича, спавшего сладким сном уставшего физкультурника. Вахлаков специально наделал как можно больше шума, чтобы разбудить остальных; довольно грубо потряс за плечо Феликса и сунул ему фонарик и ружье: — Давай, иди дежурь! Феликс широко зевнул, быстро поднялся, надел верхние вещи, валенки и, чуть вздрагивая от холода и ночного пробуждения, вышел из палатки в ледяную северную ночь. Вахлаков моментально успокоился и захрапел, словно оказавшись в недосягаемости для той черной силы, что душила и давила его у костра. Сновидения его были тусклы и серы, мучительно вязки, так что во сне он все ворочался и ворочался, однако остальные туристы спали крепко. Феликс Коротич вышел в холодную зимнюю ночь и увидел, что костер почти прогорел. Вахлаков назло сжег весь оставшийся хворост. Феликс поплелся к деревьям, чтобы набрать валежника; он освещал путь фонариком, хотя луна светила довольно ярко. Турист набрал полную охапку хороших сухих веток и сучьев, отнес к угасающему костру, еще несколько раз возвращался к лесу. Работа выгнала из него остатки сна, разогрела кровь, заставила ее быстрее струиться по жилам. Феликс с большим удовольствием кормил пламя, аккуратно подбрасывая веточки, сучья, хвойные лапы, от которых взлетали ввысь сотни веселых искорок. Огонь разгорался все сильнее, все выше, а молодой человек все носил охапки хвороста. Наконец рядом с костровищем образовалась порядочная куча топлива; запаса должно было хватить до утра. Феликс расположился на еловых ветвях, на которых недавно предавался злобным мыслям его предшественник. Рядом он положил ружье. Феликс смотрел на разгоревшееся пламя и незаметно для себя задремал. Он не уснул, а впал в какое-то странное оцепенение, которое сковало все его тело и разум, разлилось по рукам и ногам. Он сидел, вытянув ноги, сложив руки на груди, прикрыв глаза, ни о чем не думая; до его сознания смутно доносился запах гари от потрескивающих в огне сучьев. Запах становился все сильнее и неприятнее, резче, заполняя все вокруг; Феликсу показалось, что рядом с ним, на лапнике, кто-то сидит. Молодой человек приоткрыл тяжелые набрякшие веки и покосился в сторону; ледяной ужас пронзил его душу. |
