|
— В чем дело? У тебя такой вид, будто ты что-то придумал. Я заглядываю им всем по очереди в глаза. — Поджимайте хвосты, убегайте, если вам так страшно. Но если вы хотите остаться со мной и сражаться, то у меня есть план, — наконец произношу я. Ночь погружает все во тьму. В небе ни проблеска света, звезды скрылись за огромными черными тучами, закрывшими небо, как сотканные из тьмы континенты. Восточные горы тоже исчезли за этой чернотой. Я один. Сижу на земле, прижавшись спиной к валуну. В руке у меня копье, которое Сисси дала мне, прежде чем исчезнуть во тьме. Я прижимаю острие копья к ладони и задумываюсь. Передо мной расстилается огромная пустота — Пустоши, затянутые серым мраком, не успевшим еще стать непроглядной чернотой. Только валун, на который я опираюсь спиной, составляет мне компанию. Его поверхность холодная и настолько шершавая, что царапает тело. Но здесь, в бесконечном море тьмы, приятно чувствовать хоть что-то твердое. Я прижимаю острие копья к ладони и распарываю кожу. Остается небольшой порез, из которого выступает только капля крови. Но для охотников, идущих по следу, этого более чем достаточно. Все равно что если бы я внезапно зажег огонь на маяке. Спустя всего несколько секунд небо над Пустошами прорезает хищный вопль. Так близко, так громко, в обертонах слышится такая жажда. Они будут здесь меньше чем через минуту. Я сжимаю кулак. Из пореза выдавливается еще немного крови. Теперь ее достаточно, чтобы они не смогли заметить слабый запах геперов. Я чувствую, как в ране пульсирует кровь, почему-то не в такт лихорадочному биению моего сердца. Геперы оставили мне только копье. Моих ушей достигают топот, шорох взрываемого ногами песка, тихое шипение. Охотники здесь. Я поднимаюсь, ноги у меня подгибаются. Какое-то движение, что-то мелькает справа налево. Затем обратно, где-то на краю моего поля зрения. Из темноты выступают три тени, сперва едва различимые, но быстро принимающие знакомые очертания. Пресс. Тощий. Алые Губы. И тут из серой тьмы возникают еще двое, сначала призрачные, но вскоре становящиеся пугающе реальными. Платьице. Директор. Я ожидал только троих. Все пятеро совершенно раздеты, их тела обильно покрыты солнцезащитным кремом, как торт взбитыми сливками. Там, где защита не выдержала, зияют открытые раны, я вижу эту влажную красноту даже в темноте. Последствия дня, проведенного с открытой дверью. Самое страшное — это их глаза. В них пульсируют неприкрытая злоба и дикая ненависть, смешанные с жаждой моей крови. — Давно не виделись, — приветствую я их. Они подходят, скалясь и рыча. Медленно. Останавливаясь через каждые несколько ярдов. Что-то не так. Я по-другому представлял себе их поведение. Я предполагал, что они впадут в голодное безумие, что они бросятся на меня с оскаленными клыками, не помня себя от желания впиться в мою плоть, что меня за несколько секунд разорвут в клочки. Но они действуют со странной методичностью. — Не выспались? — интересуюсь я. — Что-то вы отвратительно выглядите. Они растягиваются и окружают меня широкой дугой. Я не спускаю глаз со всех них, но в первую очередь — с Директора, который оказывается прямо передо мной. Он спокойнее остальных, дыхание у него не сбивается, его ноги твердо ступают по каменистой поверхности пустыни. Длинная левая рука свисает плетью, и он слегка постукивает ногтями по колену. |
