Но не просто было задать такие вопросы.

— Скажите, — для начала спросил Рой, — всегда ли лось и олень жили в Муск-о-ги, или они пришли сюда из Штатов?

— По моим сведениям, — сказал Бэрк, — первая белохвостая лань была замечена вблизи Сент-Эллена в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году, а первый лось — приблизительно в тысяча восемьсот восемьдесят девятом. И примерно в то же самое время последний лось был зарегистрирован в штате Нью-Йорк, так что весьма вероятно, что, во всяком случае, лось пришел сюда из Штатов, да и олень, вероятно, тоже.

— Но как могло случиться, — спросил Рой, — что оленя тут стало как будто больше. Сейчас в Муск-о-ги оленей больше, чем двадцать лет назад. Что же, они все еще приходят с юга?

— Сомневаюсь, — сказал Бэрк. — Поголовье оленей сейчас растет на юге точно так же, как и здесь. Этому способствовало то, что сводят девственные леса. Олень нуждается в пастбище и охотно живет в молодом лесу, по вырубкам, так что по мере сведения леса оленя становится больше.

— Так почему же становится меньше лося?

— Ну, лось — он житель болот. Он более разборчив в выборе места, Рой. Человеку легче добраться до него, потому он и уходит на север, все глубже и глубже, куда не ступала нога человека. Он, как и медведь, выжит из таких мест, как Муск-о-ги.

— А остальная дичь? — спросил Рой. — Она тоже уходит на север?

— Нет, — сказал Бэрк, сознавая, что его ответа напряженно ждут все эти три охотника, а особенно Рой. — В Муск-о-ги дичь истребляется или попросту вымирает. На севере дичи больше, но не потому, что она приходит из Муск-о-ги. Нет, Муск-о-ги теряет дичь волею природы и охотника. Она не может восполнять потери. И сейчас у нее нет на это шансов.

— А будут?

Бэрк понимал, почему Рой ждет ответа на эти вопросы, но, посмотрев на него своим острым взглядом, решил, что ничего не надо утаивать.

— Нет, — медленно сказал Бэрк. — Потери невосполнимы. Некоторое время дичь еще протянет, но большинство пушного зверя, такого, как бобер, и норка, и ондатра, будет с каждым годом уменьшаться в числе, пока некоторые из них не вымрут окончательно, а другие станут редкостью. Это неизбежно, если, конечно, правительство не закроет половину Муск-о-ги для охоты и лова, а затем устроит где-нибудь заповедник для бобра и ондатры.

— А это хотят сделать? — спросил Рой.

Бэрк встал и нервно прошелся по хижине, позвякивая в кармане ножом и связкой ключей.

— Не знаю, что предпримет правительство, Рой, — сказал он. — Но что-то оно должно предпринять. Оно может закрыть все угодья или только половину — этого я не знаю.

— А когда?

Бэрк пожал плечами:

— Может быть, на будущий год, а может быть, еще через год. Но, во всяком случае, скоро.

— Так, значит, охоте на Муск-о-ги действительно конец? — спросил Рой.

Решительно сжатые губы на мгновение разжались, выдавая колебание Бэрка:

— Мне хотелось бы отрицать это, Рой, но ведь вы сами, должно быть, знаете.

— Вы специалист, — сказал Рой. — Вам и книги в руки.

Бэрк кивнул:

— Вы правы. И, к сожалению, это так.

До сих пор Рою угрожала случайная прихоть природы, но слова специалиста о том, что охота здесь кончена, придавали этому безапелляционность человечьего приговора. С минуту Рой помолчал. Они все молчали. Рой беглым взглядом окинул свою хижину. Потом он захохотал так, как еще никогда не смеялся.

— Ну что ж, значит всем нам крышка, — сказал он.