Вернувшись в родные края, быстро стал первой — после короля и великого князя — персоной Литовского государства. На важнейшие посты продвинул и трех своих братьев — Ивана, Василия и Юрия.

Богатством, знатностью, независимостью нрава и близостью к монарху снискал себе Михаил Львович приязнь многих, но и обрел столь же многочисленных врагов. Последние после его возвращения из долголетних странствий называли меж собой князя Немцем, завидуя счастливой звезде королевского любимца.

Был он удачлив во всем, но более всего любила его фортуна в утехах марсовых. Двадцать семь раз пришлось побывать ему в битвах, и ни разу не знал он стыда и горечи поражения.

Чаще же прочих недругов довелось Глинскому выходить против татар. И потому знал он лучше других и их воинские повадки, и порядок войскового устроения, и многое иное, что дает полководческий опыт, когда два десятка победоносных сражений остались позади.

Многолетние странствия по разным землям приохотили Михаила Львовича к иноплеменным языкам. И оттого знал он не хуже родного русского языка латынь и итальянский, польский и немецкий, чуть менее был искусен в испанском и французском. Всем этим языкам учился он среди народов, на них говорящих. И лишь татарский и турецкий — кои тоже были ему ведомы — познал не в Константинополе и Бахчисарае, но выучил под наставничеством своего верного слуги турка Османа, купленного в Венеции на невольничьем рынке и затем крещенного.

Вместе с саксонцем Христофором Шляйницом был Осман первым другом князю Михаилу — его ухом, оком и боевой десницей.

Немного опасаясь, что не все поймет из того, что скажет ему пленный татарин, Глинский велел прислать в расспросную палату и Османа.

Турок пришел тотчас же и молча уставился на хозяина.

— Будешь перетолмачивать с татарского, если чего не пойму, — сказал Осману Глинский, и тот, приложив руку к сердцу, молча наклонил голову.

Вскоре привели и пленного.

— Скажи нам, — произнес Михаил Львович по-татарски, чего пленный испугался больше, чем страшного вида орудий пытки, — где стоит кош Калги-богатыря, какие дороги туда ведут и какие… — Тут Глинский запнулся и спросил Османа: — Как по-татарски сказать «окрестности»?

Осман кивнул и быстро перевел татарину:

— И скажи также, какие реки, и ручьи, и леса, и поля или болота, холмы или овраги есть там, где стоят царевичи?

Пленник мелко затряс бритой головой, зачастил, как неправедный мулла, торопящийся поскорее окончить молитву:

— Стоят царевичи у озера, а как то озеро называется, того я не ведаю. И с двух сторон текут там две невеликих реки, однако, господин, и как те реки называются, я тоже не знаю.

— Помолчи, — раздосадованно буркнул Глинский и сказал Осману по-русски: — Этак мы с ним недалеко уйдем. Надо позвать какого-нибудь человека, который пригоже сии места знает.

— Погоди немного, князь, — сказал Осман. — Я быстро-быстро сбегаю на базар, спрошу одного-другого, кто из Клёцка сюда прибежал и вокруг леса-реки-озера знает.

— Иди, Осман, — ответил Глинский и сам стал дотошно вызнавать у татарина, сколько войск в коше, какие мурзы пришли вместе с царевичами и много ли полоняников привели ордынцы.

Вскоре вернулся Осман. Следом через порог переступили двое: высокий осанистый мужик лет сорока, ладно и чисто одетый, и маленький, худой и оборванный, хлопчик, молчаливый и испуганный. Глинский посадил их рядом с собой, спросил, не чинясь, у справного мужика:

— Как звать-величать, православный?

Мужик, выявляя вежество, встал, огладив окладистую густую бороду, ответил без искательности, как равному:

— Зовут меня Аверьяном, а прозвище мне Рыло.