– Как пожелаешь, вершитель.

Вопреки своим словам, он определенно не хотел говорить. Адун и Джейк терпеливо ждали.

– Каким бы невозможным это ни показалось, но среди нас есть те, кто может разрушить все, что мы стремились построить за прошедшие тысячелетия. Они подвергают сомнению Кхалу. Они считают, что права каждой личности стоят выше общего блага. Некоторые из них даже пошли на крайние меры и намеренно изувечили себя, чтобы отделиться от связи с Кхалой.

Несмотря на то, что Кортанул говорил словами и не использовал глубинную связь, он не смог полностью скрыть свое отвращение. Джейк и Адун разделяли это чувство.

– Это невозможно! – воскликнул Адун. – Чего они стремятся достичь? Отбросить нас назад на тысячелетия, когда мы были ничем не лучше животных из джунглей, а скорее даже хуже, поскольку отдавали себе отчет в собственных действиях. Они знают, что Кхала – величайшее благословение, которое когда-либо получали протоссы! Почему же они хотят уничтожить наше спасение?

Члены Конклава обменялись взглядами.

– Ты бы хотел задать им этот вопрос лично?

Джейк вскочил. Некоторые из этих… этих еретиков были здесь?

Адун на мгновение оставался недвижим. Такая глубокая неподвижность была свойственна всем протоссам, но лишь тамплиеры вывели это умение на уровень искусства.

– Да, – сказал он, наконец. – Да. Я хотел бы узнать, почему один из этих… отступников… думает и чувствует именно так.

Тихий шепот одобрения скользнул в разум Джейка. Образ мышления еретиков был столь невообразимым, столь извращенным, что он беспокоился за сохранность чистоты рассудка того, кто прикоснется к скверне. И все же Адун отважно шагнул вперед. Он был настоящим защитником своего народа, и это было известно каждому. Его навыки и умения позволяли протоссам успешно противостоять угрозе извне. Теперь же случилось нечто доселе невообразимое: враг коварно атаковал изнутри, но Адун обладал достаточной силой для того, чтобы справиться и с этим тоже.

Кортанул кивнул одному из кхален-ри, которые неподвижно, словно статуи, стояли у овальной двери. Страж низко поклонился и мгновением позже вернулся с одним из еретиков.

Джейк ожидал увидеть бредящего сумасшедшего, безумца – сильного, возможно, не агрессивного, но, по крайней мере, представляющего очевидную опасность. Но когда в зал ввели хрупкую слабую девушку, почти подростка, с высоко поднятой головой, Джейк едва сумел скрыть изумление.

Кожа девушки была мертвенно-бледной и имела нездоровый оттенок, говорящий о том, что ее держали в заключении слишком далеко от живительных лучей солнца, лунного или звездного света. Конклав, разумеется, не собирался позволить ей умереть от голода, но они определенно разрешили лишь самое необходимое количество питания. Ее разум был закрыт от Джейка, но он представил, как ей, должно быть, страшно предстать здесь, перед вершителем, со скованными светящимися заряженными кристаллами руками.

Адун встал, пристально рассматривая девушку. Она спокойно встретила его взгляд.

– Это и есть еретик? – уточнил Адун.

– Не позволяй ее внешности одурачить себя, вершитель, – сказал Кортанул. – Она сильнее, чем кажется.

Адун рассеянно кивнул, полностью сосредоточив внимание на юной особе.

– Говори, дитя, – мягко сказал он. – Я хотел бы услышать, что ты можешь сказать.

Ее ответная мысль была полна такого раздражения, что Джейк зажмурился:

– Ты услышишь, но не прислушаешься. Ты не поймешь.

– Во лжи и ереси нечего понимать! – выкрикнул один из членов Конклава. Он был не способен – или, что более вероятно, не желал – скрывать свои мысли.