— Конечно, — бабка сначала пожала плечами, а затем кивнула. — Он ведь нас с тобой убивцами считает. Ага… Думает, нам дюже нравится за такими, как Рената бегать…

— Прям здесь? — блондинка оглянулась по сторонам.

Мы стояли как раз в самом начале улицы, где начинаться частный сектор. И как назло, поблизости не было ни одного похожего. Почему меня это волновало? Потому что опасение, будто мне не понравятся бабкины «показы» стало ещё сильнее. Вот так сейчас грохнут посреди этой улицы за здорово живёшь, и все…

— Эй… А можно не наглядно? — я тихонько сдвинулся в сторону. — Можно на словах?

— На словах ты, Павлуша, не понимаешь. Тебе ведь сразу сказали, всю правду знать рано. Ко многому не готов. Кто-то тебя обманывал? Нет. Кто-то обещал золотые горы? Нет. Сказали, как нормальному, взрослому человеку. Подожди. Немного подожди. Все узнаешь со временем.

Бабка развела руками, намекая, видимо, что она сделала все возможное, однако, я, дурак такой, сам все испортил.

— Хорошо… — Настя кивнула, соглашаясь с доводами старухи. — Есть резон в Ваших словах… В любом случае исправлять придется необдуманные поступки… Пусть он наверняка знает, что натворил. Да, давайте покажем.

А потом блондинка вдруг отошла в сторону. Причем не просто отошла, а с опаской. Я-то думал, она, может, держать меня будет. Или отходные пути перекроет. Но нет… Это что ж тогда бабка сделать собирается, если Настя боится с этим соприкоснуться…

— Та-а-ак… Подождите… А голосование? Демократические принципы? Я, может, не согласен с вашим решением. Не надо мне наглядно. Просто расскажите и все, — я попятился от Натальи Никаноровны.

Бежать вроде стрёмно. Да и есть ощущение, что на мой забег Настя так же спокойно, как на Ренатин, не посмотрит. Вон, напряглась моментально.

— А у нас нет демократии, Павлуша. У нас — диктатура пролетариата и тоталитарный режим, — заявила бабка. Потом в одну секунду, даже возмутиться не успел, оказалась рядом со мной и со всей дури шлепнула меня раскрытой ладонью по лбу.

Мне кажется, я моргнул. Но не уверен. Хотя, скорее всего, моргнул. Потому что вместо пыльной улицы провинциального города передо мной теперь стояли серые, унылые девятиэтажки с выбитыми стеклами. Рядом росли жухлые кусты и подозрительно голые деревья. А вот ни Насти, ни бабки поблизости не наблюдалось.

— Мляха муха… — вырвалось у меня против воли. — Что за нахер…

Я покрутил башкой по сторонам, пытаясь понять, где нахожусь. А потом увидел на ближайшем доме помятую табличку с полустертыми буквами. Прочитал название улицы, протер глаза. Снова прочитал. Ужаснулся, ощущая всем своим нутром, как во мне формируется и растет паника.

А еще я узнал местность, вот в чем прикол. Реально узнал. Это — мой родной двор. Мой родной дом. И улица тоже моя. Та самая, по которой я совсем недавно топал на остановку, чтоб попасть в поликлинику. Вот только вокруг не было ни единой живой души. Никого. Дома смотрели на меня мёртвыми глазницами своих разбитых окон.

— Что за хрень… Эй! Наталья Никаноровна! Не смешно! Шутка — такое себе. Давайте уже завязывать. Не знаю, что вы хотели добиться, но будем считать, воспитательный момент закончен…

Я шел между домов, поворачивая голову во все стороны, как флюгер на ветру, и выкрикивал эти фразы, в надежде, что из очередных кустов появится эта сучная старуха.