— Прощена — возможно, — рыкнул брат Михаил. — Церковь прощает грешников, принесших покаяние. Но вот забыта — вряд ли. Поскольку этот олух Арунделл не просто помешал следствию, но и сорвал его в самой важной стадии! Мы нашли улики, доказательства! И что? Всё сгорело!

— Я искренне сожалею, — повторил Моуни.

— Далее. Завтра вы отпустите не только представляющих Трибунал доминиканцев, но и прево Арраса с его людьми. Не пытайтесь мне напоминать о правилах войны, о том, что мессир Летгард пленник графа, а равно и о выкупе. Арунделлу нужен выкуп? Прекрасно, вы его и заплатите. Из казны. Кроме того, я решительно не понимаю, отчего нарушено перемирие! Что стало поводом?!

— Понимаете ли, ваше преподобие, — замялся англичанин, — это очень странная история, непосредственно связанная с силами потусторонними.

— Что-что? — вздернул брови инквизитор. — Я не ослышался? Соглашение между королями Филиппом и Эдуардом расторгнуто благодаря колдовству? Вы меня заинтриговали.

Сэр Уолтер сбивчиво объяснил. Слышали когда-нибудь о Косаре, святой брат? Нет, никакие это не сказки, клянусь честью дворянина! В окрестностях Кале сейчас вообще происходит множество необъяснимых и леденящих кровь событий, впору самим молить Священную инквизицию о помощи! Спросите хоть отца Дионисия…

Пожилой капеллан, за которым послали оруженосца Моуни, подтвердил — чертовщина как она есть, преподобный. Знамения, видения, предзнаменования. Люди встревожены. Только второго дня арестовали проповедника, смущавшего умы — так сразу и не поймешь, одержимый он, просто сумасшедший или, Боже упаси, какой сектант-еретик, поскольку замечен был в самобичевании.

— Флагеллант? — переспросил брат Михаил. — Распорядитесь-ка привести его сюда. Вы не возражаете, сэр?

Моуни закатил глаза, всем своим видом давая понять, что готов оказать папскому инквизитору любое посильное содействие, лишь бы искупить и загладить!

Спешно доставленный в покои наместника проповедник выглядел безусловно и накрепко умалишенным — преподобный за много лет трудов на инквизиторском поприще вдоволь насмотрелся на юродивых, в основном людей совершенно безобидных и набожных, в которых иногда вспыхивала искра святости. В конце концов, святой Франциск Ассизский сделал подвиг юродства идеалом истинной апостольской христианской жизни!

В данном случае, увы, ничего похожего не наблюдалось. Омерзительный патлатый нищий в драном холщовом рубище на святость не претендовал, вовсе наоборот — инквизитор лишь скривился, вновь столкнувшись с неприятно знакомым чувством: от помешанных всегда и постоянно истекает какая-то погань, нечистота ощущаемая физически.

Кроме того, от бродяги несносно разило — эдакий букет присущ далеко не всякому прокаженному с отверстыми гонящимися язвами! По бороде и седеющим космам вольно разгуливали упитанные вши.

Оказалось, что смутьян слеп или отчасти видит только левым глазом: правый полностью затянут бельмом. Немаловажная деталь: отрезан кончик носа, так в некоторых французский городах карают за прелюбодеяние. Но если убогий когда-либо и прелюбодействовал, то было это очень и очень давно, ибо ныне это уродище не подпустила бы к себе и распоследняя портовая шлюха.

— Н-даа, — протянул Михаил Овернский. — Отец Дионисий, вы уверяли, будто он принародно возглашал еретические посулы? Не уверен, что сей раб Божий способен выговорить собственное имя, не то, что…

— Альдаберон, — неожиданно внятно и звучно произнес нищий. — Меня нарекли Альдаберон.

Преподобный и капеллан переглянулись. Имя исключительно древнее, восходящее к языческим корням, сейчас почти не используется — можно, конечно, вспомнить некоего Альдаберона из Реймса эпохи ранних Каролингов, но и только.