— Бежать же надо! — без голоса прошептала Аленка.

— Государынь собирают! — Карлица снова принялась вертеть головой. — Возников в колымаги закладывают. Сейчас и двинутся в путь!

Но не было в ее голосе испуга, а какое-то насмешливое веселье.

— А нас, а мастериц?

— Ты, Аленушка, при мне держись, — велела Пелагейка. — Я-то не пропаду, нас, карлов, николи не трогают!

— Я к Дуне! — вскрикнула Аленка, мало заботясь, так или не так назвала государыню всея Руси. И побежала — маленькая и верткая, и проскочила в двери.

В покоях верховые боярыни сами укладывали короба и увязывали узлы. Все здесь смешались — и казначеи Натальи Кирилловны, и казначеи Дунюшки, оказалась тут и светличная боярыня Настасья Кокорева, и государева мама — Матрена Романовна Леонтьева, и мама царевны Натальи — княгиня Ромодановская, и старенькая княгиня Домна Волконская. Тут же, как всегда, от волнения в беспамятстве, сидела Наталья Осиповна. Женщины толклись, мешая друг другу.

Несколько в стороне, у окошка, стояла Наталья Кирилловна, как всегда — в темном наряде, обняв дочку. Смотрела в пол, сдвинув красивые черные брови. Кусала губы. И молчала. Царевна Натальюшка испуганно приникла к ней.

Аленка огляделась — Дуни не было.

Тогда она вдоль стены прокралась к двери в крестовую палату.

Дуня стояла на коленях перед образами, пылко вполголоса молилась, не по правилу, путая слова, добавляя своих. Рядом, на коленях же, стояла сестрица Аксиньюшка и молчала, стиснув губы, глядя мимо образов.

— Господи, со мной что хочешь делай, хоть стрельцам отдай, хоть огнем пожги! Спаси Петрушеньку, Господи! Все обители обойду, Господи! — твердила Дуня.

Аленка кинулась на колени с ней рядом.

— И ты молись, и ты, светик! — воскликнула Дуня, повернувшись к ней. Аленка изумилась — не испуг, а восторг был на лице подружки.

— Да, Дунюшка, да!..

— Мы его вымолим! Мы, только мы — понимаешь? Аленушка, ничего у него более нет — только молитовка!

— Да, Дунюшка, да… — ошалело повторяла Аленка. Отродясь она не видела таких глаз у подружки, обезумевших, огромных…

— Вымолим, выпросим, спасем… — позабыв о самой молитве, обещала Дуня с непонятной радостью. — Не настигнут его, не тронут его — а это мы, а это — молитва наша…

Она повернулась к сестрице.

— А ты что же?

Девочка молчала.

— Аксиньюшка, свет! — Решив, что это с перепугу, Аленка поползла к ней на коленях, наступила на широченные рукава-накапки Дуниного летника, дорогой атлас затрещал.

— Дунюшка! — отбиваясь от Аленки, вздумавшей встряхнуть ее за плечи, воскликнула Аксинья. — Что же это? Он убежал, тебя с чревом бросил? А ты — молиться за него?

— Государь же! Ему себя спасать надобно! — возразила Дуня, да так, что и спорить с ней было невозможно. — Государь же, Аксютка!

— И матушку свою бросил, и сестрицу Натальюшку! И всех нас! — упрямо добавила девочка. — Вот подымут нас стрельцы на копья, а он-то цел останется!

— Государь же!.. — в третий раз повторила Дуня. — Я бы и на копья — он бы уйти успел!..

Вдруг Аленка поняла — а девочка-то права…

Возникло перед глазами лицо бегущего царя — черные глаза навыкате, рот приоткрыт в немом крике, и в каждом движении, в каждом взмахе длинных рук — ужас!

Она села на пятки.