Изменить размер шрифта - +
Мы ездили целыми днями, попутно делая какие-то небольшие дела, и казалось, тоска куда-то исчезала, затихала на время, как боль в зубе. Потом я отвозил ее на вокзал, смотрел на огни уходящего поезда, возвращался домой, усаживался в плюшевое кресло, расслаблялся, давая возможность тоске завладевать моим телом, и ждал следующего вечера, чтобы набрать номер ее телефона.

У меня скопилось множество телефонных счетов. Как-то я подсчитал, что за пять месяцев позвонил ей двести четырнадцать раз. Она позвонила мне дважды… Она не жила в другом городе, просто у нее была там длительная работа. Расписывала какую-то церковь.

Как-то у нее случилась сильнейшая ангина. В церквах всегда прохладно, и горло отекло. Была большая температура, и она приехала болеть домой. Я ухаживал за ней два дня, радуясь, что хоть чем-то могу занять себя.

На третий день ей стало лучше, и она спросила:

— Ты все не пишешь?

— Нет.

— А чего?..

Потом ей опять стало плохо, и она замолчала, раскрывая рот лишь для полосканий. И я еще три дня не видел пишущей машинки, укором стоящей на столе.

На четвертый день она опять спросила:

— Ты хоть придумываешь что-нибудь?

— Нет.

— Это плохо.

Я сам знал, что это плохо, и отправил ее полоскать горло.

На следующий день она предложила:

— Давай придумывать вместе.

— Давай, — согласился я.

У нее проснулся аппетит, она плотно поела — с мясом, овощами и фруктами. Вытерла рот мокрым полотенцем, откинулась на подушки, вздохнула, наевшаяся, и задала первый вопрос:

— Про что будем придумывать?

— Не знаю, — ответил я. — А про что ты хочешь?

— Давай про «кого».

— Давай.

— Давай про молодого человека?

— Давай.

— Начинай.

— Можно я подумаю?

— Подумай, — согласилась она и закрыла глаза.

Я сидел и думал, а она спала. Она выздоравливала и проспала до вечера.

Проснулась и спросила:

— Подумал?

— Подумал.

— Ну, начинай.

— С чего ты хочешь?

— А с чего обычно начинают?.. Может быть, с биографии?

Я улыбнулся:

— Давай с биографии… Начинаю…

Она приготовилась слушать и сложила на груди руки.

— Пусть этот молодой человек, — начал я, — Пусть он играет в духовом оркестре. Десять лет дует в мундштук тенора…

Я посмотрел на нее — кажется, ее это устроило.

— Дул, дул десять лет, ни о чем таком особом не задумывался. Потом неожиданно сломал руку и задумался…

— Все тебя в драму тянет, — перебила она и слабой рукой потрепала меня по волосам. — Ну, продолжай…

— И молодой человек затосковал.

— Как ты?

— Ты знаешь, тоска делает жизнь некрасивой, и задумываешься: что же такое самоубийство — слабость или сила?.. А кто-то талантливый взял и описал жизнь тоскующего талантливо, а какой-то веселый блондин прочитал ту повесть и загрустил, вдруг поняв, что его жизнь еще тоскливее описанной. И стал шатеном. И стал умным.

— Это лирическое отступление, — прокомментировала она. — Я знаю… Продолжай.

— Давай введем в ткань сюжета детективный эпизод? — предложил я. Читателя нужно заинтриговать.

— Угу, — согласилась.

— Так вот, этот молодой человек гулял перед сном по парку.

Быстрый переход