|
Она подошла к дверям, выкрикнула последнее оскорбление, взяла любовника под руку, но вернулась, чтобы бросить в лицо Сесили, о которой чуть не забыла и которая застыла в дверях кухни, грязное ругательство. Улица была безлюдна и залита мягким светом. Доминика перевела взгляд вниз и увидела, как парочка выходит из дому, ловит такси; всем распоряжалась Антуанетта, тащившая своего спутника за собой. Г-жа Руэ обернулась к Сесили и произнесла: - Заприте дверь... Нет. Сначала сходите за хозяином. Он спустился. Коротко, в двух словах, ему сообщили о происшедшем. Г-жа Руэ тяжело поднялась с кресла и, покуда Сесиль караулила на лестнице, принялась осматривать мебель, ящики, хватать вещи, принадлежавшие сыну: в руках у нее появлялись то часы-хронометр с цепочкой, то фотографии, то запонки, всякие мелочи, не имеющие ценности, и даже серебряная авторучка-все это продолжалось не меньше часу. Она отдала добычу мужу. - Она вернется. Насколько я ее знаю, она пошла к матери. Мать сразу подумает о практических вопросах. Очень скоро они обе заявятся за вещами. Так и есть. На площади Бланш такси остановилось, любовник вышел прямо в успокаивающую свежесть привычной обстановки и безмятежно зашагал к кафе. - Я тебе позвоню... Такси проехало по улице Коленкур. Мать Антуанетты, повязав платком седеющие волосы, убирала спальню в облаке светящейся пыли. - Попалась! Отчаяние. Тревога. - Зачем ты это сделала? - Ох, мама, только без проповедей, прошу тебя! Я сыта по горло! С меня хватит! - Сестре не звонила? Может быть, посоветоваться с ней... Дело в том, что юная Колетта с простодушно вздернутой губкой, с наивной неотразимой улыбкой, была самым деловым человеком в этой семье. - Алло!.. Да... Как, как?.. Ты думаешь, что... Да, с них станется... А, у тебя есть?.. Погоди, запишу... Мама, дай карандаш, пожалуйста... Пален... так, судебный исполнитель... улица... какая улица? Так, записала... Спасибо... Еще не знаю, в котором часу... Нет, не у мамы... Во-первых, здесь негде... А потом... Так, поняла!.. В моем положении... У квартирантов стоит хохот: Лина мается с похмелья, воображает, что заболела, скулит, злится. - Вы надо мной издеваетесь... Уж я-то знаю, вы надо мной издеваетесь... Я всю ночь задыхалась от жары! А вы оба все время брыкались! В квартире напротив Сесиль отворила все окна, словно жильцы выехали. В одиннадцать у дома остановилось такси. Оттуда вышла Антуанетта, а с ней мать и уныло одетый человек, который оглядел дом сверху донизу с таким видом, словно намеревался составить его опись. За ними подъехал мебельный фургон кричаще-желтого цвета. О завтраке пришлось забыть. На ближайшие три часа в квартирке, которая, казалось, состояла теперь всего из одной комнаты, воцарилась суматоха; рабочие разбирали мебель, судебный исполнитель записывал каждую вещь, которую выносили за порог, и Антуанетта, судя по всему, втайне ликовала, глядя, как по частям выносят обстановку, как с окон и дверей исчезают занавески, а из-под сорванных с места ковров проступает серый паркет. Она сунула нос повсюду, проверяя, не забыла ли чего. Сама вспомнила о вине для рабочих и сбегала за ним в подвал. Заметила, что некоторых вещей не хватает, позвала исполнителя, продиктовала ему, тыкая рукой в потолок, обвиняя свекровь. |
