Позже в саваннах Кении и Танзании я много раз видел пир падальщиков. А тут, в Уганде, мы стали свидетелями того, как сотни две грифов делили огромную тушу мертвого бегемота.

Бегемоты чаще всего погибают от междоусобных драк. Одного израненного зверя мы наблюдали, когда он был еще жив. А через три дня издали, с лодки, увидели слет жаждущих пира птиц. Бегемот, испустив дух, дня три пролежал на кромке воды, раздувшись, подобно воздушному шару. Толстая кожа его размякла, и мощные клювы грифов ее теперь пробивали. Трудно сказать, с какого пространства слетелись эти санитары саванны. Мы застали момент, когда тушу мертвого бегемота не было видно - шевелилась гора из перьев...

Чем всё кончается в таких случаях, мы видели тут, на протоке. У кромки воды лежали очищенные, похожие на грабли ребристые скелеты бегемотов и буйволов.

Утилизация всего, что умерло, - часть жизни саванны. Четкую границу между падальщиками (по-научному некрофагами) и охотниками провести трудно. Львы не очень разборчивы, они охотятся, но и падалью не побрезгают. Гиены - типичные падальщики, но они и охотники - жадные, беспощадные, прикончат ослабшую антилопу или долго будут другую преследовать, понимая, что скоро она может родить. Младенец, покидая чрево матери, окажется в отвратительной пасти гиены. Но надежнее всего для этого зверя, наблюдая за парящими грифами, бежать в сторону, где они приземляются. На общем пиру с птицами гиены ведут себя как хозяева. Чаще всего грифы просто сидят в стороне и ждут, когда гиены насытятся.

Едят падаль шакалы. Львы относятся к ним терпимо, кажется, даже с некоторой симпатией, и шакалы это хорошо знают, хватая куски из-под лап главной фигуры саванны в пожирании плоти. Но для шакала падаль - пища черного дня. Обычно он добывает еду охотой на зайцев, маленьких антилоп, птиц, мышей, ящериц и даже кузнечиков. Обликом и повадками шакал похож на нашу лисицу. Бывает, пускается он на хитрость - прикидывается мертвым и хватает некрупного простоватого сипа.

Птицы-падальщики тоже не прочь за кем-нибудь поохотиться. Но для них надежнее то, что уже не прячется, не убегает. И их санитарная служба в саванне исключительно хорошо налажена благодаря множеству глаз, следящих за всем, что происходит внизу, на земле. Все придерживаются порядка: сильным - первый кусок, остальные «оближут тарелку». Среди них грифы - самые многочисленные. И это чистые падальщики, они не охотятся, лишь ждут мертвечины. В противоположность грифам среди плотоядных зверей есть только один, кто презирает падаль, даже к остаткам своей добычи никогда не вернется, на его столе только свежее, с кровью мясо. Это гепард.

Его родственник - коварный и осмотрительный леопард - тоже предпочитает охоту, но голодный, он не побрезгует падалью. Сам же падальщиков презирает и, зная, что остатки еды, пока он спит, будут съедены, забираясь на дерево, втаскивает на него то, что осталось от трапезы, - иногда почти целую антилопу и даже зебру.

Среди птиц-падальщиков особо надо выделить аиста марабу и того, чьим обобщающим именем (стервятник) называют всех пожирателей мертвечины. Марабу вездесущ. Долговязую его фигуру с громадным клювом и шейным мешком для еды почти всегда увидишь среди пирующих грифов и сипов. Но чаще марабу маячит около свалки, кухни, бойни - всюду, где есть чем-нибудь поживиться, и хватает всё, что успеет схватить, - шматок мяса, кость, окровавленную тряпку.