Снюхались уже… Однако… Однако ведь Елизар Конопат торгует лесом – сам же хвастал как-то, что есть у него в верховьях Москвы-реки артель лесорубов. Так этот пожар – ему прямая выгода, чай, обогатится теперь по весне. То-то смеется над чужим горем! Кстати ему этот пожар, куда как кстати. Повезло, гаду… Хотя почему повезло? А о поджоге они с Коржаком не могли заранее сговориться? Почему бы и нет? Каждый сам кузнец своего счастья, тем более – своей выгоды. Ишь, стоят теперь, лыбятся…
– Вот ты где, Иване!
Обернувшись, Раничев увидел Авраама и перевел дух – ну наконец-то тот объявился.
– Софрония дьяче Терентий в корчму позвал, – шмыгнув носом, пояснил Авраам. – А книжицы я взял, вона!
С широкой улыбкой он распахнул суму. Иван раскрыл книжицу, вчитался в тщательно выписанные полууставом буквы:
– Все дела Божия нетленна суть… Что за книга? Ага, вижу… «Послание архиепископа новгородского Василия ко владыке тверскому Феодору о рае». Вот как, о рае, значит… – Раничев усмехнулся. – Одначе, думаю, пожар теперь и без нас потушат – сам князь здесь. Пора нам и в путь, друже.
– Куда, куда? – не расслышал Лукьян.
– Домой, домой, паря!
На пергаментных листах книги играли оранжевые блики пожара.
– Все серебро княжье на нее потратил, – горделиво признался Авраам, и, бережно убрав книжицу, посмотрел в небо. – Чай, уже и светает!
И в самом деле – на востоке, за Неглинной, за белокаменными стенами Кремля, за Великим посадом, занималась заря, алая, словно…
Март 1398 г. Великое Рязанское княжество. Сваты
Трубы, яростней играйте.
Лей, ливень, лей, краски смывай,
Скрипки, плачьте об утрате.
…растворенная в воде кровь.
Да-да, именно такого цвета были тщательно выписанные киноварью заглавные буквицы.
– Инда неглупа книжица, – кивнул князь Олег Иванович и, передав книгу стольнику, пристально посмотрел на Ивана. – Так, говоришь, и в тайном нашем деле преуспел ты?
– Преуспел бы более, княже, коли б не тупость Софрония-инока.
– Ну пес с ним, с Софронием, – покривился князь. – Рассказывай. Что у тебя там сложилось?
– Жди теперь донесений. – Раничев улыбнулся. – Важные люди нам служить будут – дьяк кремлевский Терентий Писало да сама боярыня Руфина.
– Не Хрисанфия ли литвина вдовица? – прервал князь.
– Она самая, – с усмешкой кивнул Иван.
Олег Иванович тяжело поднялся с кресла. Опершись о посох, неспешно прошелся по горнице, постоял у жарко натопленной печки, погрел большие с выступившими старческими прожилками руки. Вставшее солнце веселыми зайчиками играло на золотой парче княжеской ферязи, проглядывая сквозь переплет окна из венецианских стекол. Немного постояв у печи, князь резко повернулся к Раничеву:
– За службу твою жалую тебе вотчину – три сельца под старой Рязанью.
Раничев поклонился в пояс:
– Не знаю, как и благодарить тебя, княже!
– И вот еще, – улыбнулся Олег Иванович, протягивая Ивану три золотые монеты – венецианские дукаты. – От щедрот моих да на свадебку. Можешь сватов засылать к своей любе… Только не прямо сейчас, – охолонул он. – Вот как придет донесеньице…
Зевнув и перекрестившись, престарелый государь дал понять, что аудиенция закончена. Кланяясь и пятясь – так было принято, – Раничев покинул залу, едва не споткнувшись о порог. |