Штрек снова расширился, и они вышли на пространство, где кипела работа. Со стороны могло показаться, что маленькие, снующие взад-вперед фигурки — это дети, увлеченные какой-то игрой. Но впечатление нарушали грубые голоса и несущаяся со всех сторон брань. Все эти люди напоминали чертей в аду. Черными не были только языки да белки глаз.

Остановившимся взглядом Тилли смотрела на суету вокруг. Смешавшиеся в ее душе удивление и жалость породили ужас. Вдруг рот ее непроизвольно раскрылся при виде выползающего из бокового штрека маленького существа. Она даже сразу не могла понять, мальчик это или девочка. На вид этот крошка был не больше мастера Джона Сопвита. Тилли наконец определила, что видит перед собой мальчика, а на нем нечто, напоминавшее сбрую, но не из ремней, а из цепей. Цепь охватывала его талию, тянулась между ног и соединялась с мелким корытом, полным угля.

Тилли наблюдала, как огромный мужчина расстегнул застежку и освободил мальчика от цепи. Покачиваясь, ребенок поднялся с четверенек и стал черными кулачками тереть глаза, как будто только что проснулся.

Тилли не сознавала, что крепко сжимает руку Кети. Почувствовав ее состояние, Кети крикнула, стараясь перекрыть шум:

— Он старше, чем кажется. Это Билли Снайт, ему десять лет. Привет, Билли.

— Привет, Кети, — утомленным голосом откликнулся мальчик.

— Устал?

— Ага, совсем измочалился. Как там наверху?

— Холодно, но сухо.

Его ответ, если он и сказал что-то, потонул в раздавшемся вдруг хриплом рыке:

— Эй, вы, ребятня, убирайтесь отсюда, поживее. А если хотите, можете оставаться на вторую смену, я не против.

Ответом ему было неразборчивое бормотание и ворчание пришедшей смены. Но больше всего поразила Тилли покорность, с которой принималась такая жизнь. В этом аду находилось даже место шуткам. Однако еле передвигавшим ноги детям, которые возвращались из темных глубин на свет божий, было не до смеха.

— Они с нижнего горизонта, — кивнула Кети в сторону уходящих детей. — Штреки там слишком низкие — пони не пройти.

— А почему их не расширят? — в ее тоне чувствовались гневные нотки.

— Не спрашивай меня, — рассмеялась Кети. — Думаю, они бы так и сделали, если бы могли. Здесь все связано с тем, как идут пласты, — она кивнула на неровную поверхность штрека над головой. — Придется прорубаться сквозь слои, а некоторые породы очень твердые, да еще есть места, которые опасно трогать: может прорваться вода. Вон, видишь насос, — она махнула рукой туда, где стояла помпа. — Качает как проклятый день и ночь. А толку — все равно что реку перекачивать. Но вообще нам повезло, что мы работаем здесь. Можешь мне поверить, я на самом деле считаю, что мне повезло, потому что я три года работала в смене, где Билли. Мне эта смена всегда казалась очень длинной. В тот день, когда меня перевели в четвертый штрек, я безумно радовалась, но проплакала всю первую ночь — думаю, это была разрядка.

Тилли не ответила. Перед ее мысленным взором проносились картины одна ужаснее другой. Они шли теперь в небольшой группе, никто не разговаривал, им встретилась вагонетка: один мальчик тянул ее спереди, другой — изо всех сил налегал сзади.

— Пошевеливайся, Робби, а то получишь нагоняй!

Мальчик медленно повернул голову и посмотрел на говорившего, потом втянул голову в плечи и двинулся дальше.