Я чувствовал, что Мачасеро хочет что-то сказать, но не решается. Тут пахло какой-то не слишком честной игрой, так что я едва не рассердился.

— А ну, выкладывайте, что у вас на уме, Мачасеро! Не для того же вы ехали черт знает куда, чтобы молчать?

— Разумеется, нет. Просто-напросто дон Амадео хочет снова запустить в дело Валенсийского Чаровника…

Я оцепенел от изумления.

— Вы что, издеваетесь надо мной?

— Ни в коем случае, дон Эстебан. Рибальта был страстным поклонником Вальдереса. И так никогда и не смог смириться с его уходом. Он полагает, что все афисьонадо кинутся на представление с участием дона Луиса.

— Но это безумие! Послушайте, Мачасеро, вы же достаточно давно занимаетесь этим ремеслом, чтобы не знать железного правила: покинув арену, тореро уже никогда не возвращается назад.

— Да, если он уже никуда не годится. Но ведь в случае с Вальдересом все по-другому. Он ушел лишь из-за несчастного случая, не касавшегося его напрямую.

За именем Луиса Вальдереса для меня скрывалась Консепсьон, и, хотя весь мой жизненный опыт кричал о тщетности подобной затеи, я почувствовал, что готов сдаться. Слишком уж хотелось повидать любимую женщину.

— Но почему вы приехали из Мадрида рассказывать все это мне?

— Просто мы знаем о вашей дружбе с Луисом Вальдересом и полагаем, что вы один способны уговорить его снова взяться за дело.

— Я… я не имею права… Он рискует погибнуть на арене или по меньшей мере сильно искалечиться… Луис — мой друг. С моей стороны это было бы предательством.

— Вовсе это не предательство, дон Эстебан! Вы же понимаете, что прежде чем предпринимать какие-то действия, мы навели справки в Альсире, где дон Луис смертельно скучает в роли фермера.

— Скучает?

— Вот именно… Целыми днями бесцельно болтается по своим владениям и лишь вечером, собравшись с друзьями в кафе, снова обретает вкус к жизни. И знаете, о чем они говорят? О быках, дон Эстебан!

Он выдержал паузу, наблюдая за моей реакцией, но поскольку я молчал, добавил:

— От этой страсти не излечиваются, дон Эстебан…

В конце концов, возможно, Луис и вправду несчастен, хотя я и не мог взять в толк, каким образом можно быть несчастным, живя подле Консепсьон. Правда, Луис никогда не любил ее так, как я. Потихоньку план дона Рибальты перестал казаться мне безумным. Однако в глубине души все же звучал тихий голосок, нашептывавший, что я собираюсь совершить очень дурной поступок, а то и преступление, только для того, чтобы вновь увидеть Консепсьон. Но почему? Разве я поволоку Вальдереса на арену насильно? Разве он не достаточно взрослый, чтобы решить, чего он хочет, самостоятельно? Так я подбирал всяческие оправдания, лишь бы заставить совесть умолкнуть. Я сдался.

— Ладно, посмотрим, что из этого выйдет…

Мачасеро удовлетворенно вздохнул. Он явно опасался, что не сумеет меня уговорить.

— Мой друг Рибальта надеется, что вы согласитесь снова стать доверенным лицом дона Луиса, в том, разумеется, случае, если он опять вернется к быкам… и мне поручено передать, что вы получите пять процентов прибыли. В конце сезона это может превратиться в кругленькую сумму.

Я пожал плечами. Все равно ни Мачасеро, ни человек, чьи интересы он представляет, не поняли бы, даже если бы я сумел объяснить, что плевать я хотел на деньги и взялся за эту авантюру совершенно бесплатно — лишь бы приблизиться к Консепсьон, ибо она мне нужнее воды и хлеба.

— Когда мы увидимся с этим Рибальтой?

— Он остановился в отеле «Колон»… Я обещал привести вас к завтраку, если сумею уговорить.

— И вы рассчитывали на успех?

Мачасеро расплылся в лицемерной улыбке.