|
Когда Луис подошел совсем близко, я не без горечи заметил, что он ничуть не постарел за эти пять лет. Мы были почти ровесники, но по сравнению с Луисом я выглядел стариком. Левантинцы, с их мягкостью и почти женственной грацией, долго остаются молодыми, в то время как мы, цыгане, едва перешагнув за тридцать, все больше напоминаем иссушенные зноем виноградные лозы. Луис уселся за столик, где первыми заметили его появление. Я улыбнулся, подумав, что он и не догадывается о моем присутствии. Он заказал анисовую. Да и голос прежний — тот самый, нежный, ласкающий голос, которым он покорил Консепсьон. И почти сразу, словно нарочно для меня, Луис заговорил о быках. Он обсуждал достоинства тореро, собиравшихся выступить на валенсийских аренах в день Сан-Хосе, 19 марта. Вальдерес ничего не утратил — ни вдохновения, ни верного глаза. Толковал он о том, почему такой-то тореро слаб, а другой, напротив, очень хорош и почему надо внимательно следить за фаролами одного и чиквелинас другого. Я знал матадоров, о которых шла речь, и мог судить, насколько Луис в курсе событий. Суждения его были, несомненно, верны, и я понял, что мой друг не сумел бы так точно обрисовать картину, если бы не жил, хотя бы в воображении, прежней жизнью. С тех пор замысел дона Амадео начал казаться мне не таким уж безнадежным. Но дело в том, что на самом деле почти никто не знал истинной причины ухода Луиса. Ведь он покинул арену не только из-за Пакито, основной причиной был страх перед быком, все более парализовывавший его волю. И теперь все сводилось к одному вопросу: удалось ли Валенсийскому Чаровнику избавиться от страха? К несчастью, это можно выяснить лишь во время боя… А тогда, возможно, будет слишком поздно. Если я спрошу его «в лоб», Луис, конечно, не рассердится, понимая, что я слишком хорошо его изучил и от меня не укроется ни единая его особенность, но в ответ невольно солжет, ибо вдали от опасности все мы храбрецы.
Луис болтал с друзьями около часу, а когда он собрался уходить, уже опустилась ночь. Я вышел следом за ним, но решился окликнуть его, лишь удалившись от кафе на приличное расстояние. — Que tal, Луис? Он обернулся, долю секунды вглядываясь в темноту, потом шагнул ко мне, желая убедиться, что не ошибся. — Madre de Dios! Ты?.. — воскликнул он. — Я счастлив видеть тебя, Луис. — Я тоже! Он обхватил меня за плечи, и мы расцеловались. — Но скажи, Эстебан, откуда ты взялся в такое позднее время? Просто чудо, что ты вот так столкнулся со мной среди ночи! — Не совсем. Я сидел в кафе у тебя за спиной. — Черт возьми! И ты меня не окликнул? — Я не решился. — Почему? Я солгал, не видя другой возможности выполнить возложенную на меня миссию. — Прошло так много времени… Я не знал, обрадуешься ли ты встрече. Ведь мы расстались при таких мрачных обстоятельствах… — Мы знали и любили друг друга задолго до того, как случилось это несчастье, Эстебан… Но скажи сначала, что ты делаешь в Альсире? — Ничего. Я болтался в Валенсии и случайно увидел автобус с надписью «Альсира». Мне захотелось поболтать с тобой, но адреса я не знал и зашел в кафе расспросить людей, а тут как раз пришел ты сам. Вот и все. — Короче говоря, если я правильно тебя понял, ты вовсе не собирался нас повидать, и, не попадись тот благословенный автобус… От этого «нас» мое сердце бешено застучало. — Ну уж теперь я отвезу тебя домой. Где твои вещи? Я показал на маленький чемоданчик. — У тебя есть какие-нибудь планы на ближайшие дни? — По правде говоря, нет. — Тогда останешься у нас. — Но… — Прошу тебя, Эстебан… Ты окажешь мне услугу… — Услугу? — Я скучаю… — с тихой грустью признался он. |
