Но непублично начиналось счастливое время, когда люди собирались в квартирах, на кухнях и обсуждали новый роман "Оттепель" Эренбурга, статьи в "Новом мире", спорили о Ленине, о Сталине, о войне.
Лев Копелев и Раиса Орлова писали: "Во время Второго съезда писателей в декабре 54-го года в сатирической стенгазете появился лозунг: "Поднимем критику до уровня кулуарных разговоров!" Домашние кружки и были этими критическими кулуарами. И мы тогда много смеялись. Везде возникали самодеятельные сатирические группы, в Писательском клубе образовался ансамбль "Верстки и правки". Новорожденное общественное мнение вырывалось из кружков, из кулуаров в более многочисленные аудитории".
А Ольга в эти годы старается вызволить своих друзей из тюрем и лагерей. И первое письмо на имя генерального прокурора Руденко – о судьбе Анатолия Горелова:
"Я знала А. Е. Горелова, – писала она в прошении, – задолго до ареста и даже некоторое время работала вместе с ним в газете "Литературный Ленинград"… Он не шел в работе на компромисс, никогда не перестраховывался, не конъюнктурничал, не боялся остроты и резкости в литературной полемике". Дело Горелова было пересмотрено, и вскоре он был освобожден.
Но главным для нее оставалась битва за честное имя Бориса Корнилова. Это был ее долг, ее покаяние. Заявление на имя военного прокурора Ленинградского военного округа Ершова Ольга написала 6 апреля 1955 года. А 5 января 1957 года Верховный суд СССР вынес определение об отмене приговора Борису Корнилову с формулировкой, что его дело было сфальсифицировано.
XX съезд и его последствия
14 февраля 1956 года докладом Н. С. Хрущева о "Культе личности и его последствиях" открылся XX съезд партии. Выступление проходило в закрытом режиме. В докладе разоблачались преступления Сталина и осуждался культ личности, однако не ставились под сомнение победы социализма.
О том, что происходит на съезде, Ольга узнает в больнице. Там она пишет сценарий "Перворосссийск" для режиссера Григория Козинцева и вторую часть "Дневных звёзд".
В мае у себя на даче в Переделкино застрелился Александр Фадеев. Эта смерть потрясла Ольгу. Она мчится на похороны в Москву. И хотя власти писали в газетах, что причиной самоубийства стал алкоголизм, среди писателей идут нескончаемые разговоры, что Фадеев покончил с собой из-за угрызений совести – не мог вынести упреков товарищей, вернувшихся с каторги.
С декларативными заявлениями Хрущева о борьбе против произвола лиц, злоупотребляющих властью, об исправлении нарушений социалистической законности Ольга связывает новые ожидания и надежды, но уверена, что все изменения надо начинать с самих себя. И в первую очередь это касается их, писателей.
15 июня 1956 года, выступая в Центральном доме литераторов, Ольга говорила: "Считаю, что одной из основных причин, которые давят нас и мешают нашему движению вперед, являются догматические постановления, которые были приняты в 1946–1948 гг. по вопросам искусства… И вот что самое страшное, что под этим постановлением и под докладом Жданова, который читался по этому постановлению, мы живем до сих пор…"
Основной пафос ее речи сводился к словам "Мы действительно очень много лгали".
Ответом на выступление Ольги стала записка, присланная из отдела культуры ЦК КПСС, "О некоторых вопросах развития современной советской литературы" от 27 июля 1956 года. В ней, в частности, говорилось: "О. Берггольц дошла до того, что постановления ЦК КПСС изображала как продукт творчества щедринских градоначальников. Показательно, что это развязное выступление было встречено аплодисментами части аудитории. Председательствующий на совещании член парткома писателей т. |