– Так его небось прикладывать надо?

– И приложим. А пить с него тоже хорошо. Пей, не сомневайся.

Вскоре пришли Гримкель Секира, Острогляд и Дивосил. Заодно Гримкель догадался позвать всех, кого нашел, из бывавших ранее в Греческом царстве с купцами и хоть отчасти представлявших, что за земля лежит вокруг. Из наемников нашелся Хавстейн; у него тоже багровела на лбу полоса ожога – от шлема, на который попала горящая смесь, но зато он уже собрал, пересчитал и привел в порядок своих людей и остатки дружины Барда. Из двух дружин уцелело сто десять человек, не считая тяжелораненых, то есть чуть меньше половины. Приближаясь к грекам в первом ряду, наемники и пострадали сильнее всех. Но, кстати сказать, уцелевшие потрясены были менее других.

Гримкель сидел мрачный, и не только из-за ожогов. Вид раненого князя навевал на него тоску, жуть и чувство вины. Казалось, останься сотским телохранителем Свенельдич, он сумел бы уберечь князя невредимым. Невольно думалось, что Мистина знал какую-то тайну, а теперь, без него, обрадованная Навь немедленно распахнула пасть на желанную жертву и едва не схватила ее…

– Спасибо тебе, – сказал Ингвар, будто прочитав по лицу его мысли. – Не подвел ты меня. Вытащил.

– Шлем не успел подобрать, – вздохнул Гримкель, не гордясь сделанным, поскольку считал это своим долгом и больше ничем.

– Да и хрен с ним, – утешил Ингвар. – Еще раздобудем.

– И стяг…

– Это хуже, но тоже не крайняя беда – княгиня новый вышьет. Главное, жив. Твоя заслуга! Ты мне раньше был как зять, – Ингвар усмехнулся (от боли усмешка вышла кривая, но даже в ней сквозило упорство), – а теперь будешь как брат! Из добычи тебе гривну золотую!

Он намекал на Жельку – одну из трех своих младших жен-полонянок. Собираясь жениться на Эльге, он роздал их десятским, и Желька досталась Гримкелю. Красивая, полнотелая, она обладала уж чересчур громким голосом, зато каждый год рожала по ребенку.

– Да будет ли с чего гривну… – смущенно ухмыльнулся Гримкель, впервые за этот длинный день вспомнив дом и жену.

– Будет! – уверенно перебил его Ингвар. – Мы же только начали, а Свейн, вон, уже с добычей.

Всем хотелось знать: где остальное войско? Невозможно было поверить, что здесь на Иероне собрались все уцелевшие. Поуспокоившись и прояснив мысли, бояре долго сопоставляли свои воспоминания – очень яркие, но осмысляемые с трудом и оттого противоречивые. Выходило, что огненосных хеландий было около десятка, каждая метала огонь в три стороны. Из-под второго залпа многие успели увернуться, значит, огонь погубил не более пятидесяти лодий из тысячи. Преследовать их у греков получалось плохо. Несмотря на крупные размеры, сотню весел на каждом и даже попутный ветер, хеландии шли медленно, поворачивались с трудом. Иные даже в воде сидели неровно, кренясь на один бок. Благодаря этому все лодьи, не попавшие прямо под струю огня, сумели уйти. А значит, большая часть войска должна была найтись целой.

Успех вылазки Свейна всех подбодрил. Дружина разжилась припасами и даже кое-какой добычей, а главное, русы убедились, что поблизости нет греческих войск. То же подтверждали и наблюдения дозорных на горе.

Вошел Кетиль – другой десятский Фасти, и кивнул своему хёвдингу.

– Что там? – спросил тот, явно не ожидая хороших новостей.

– Греки встали перед устьем пролива. С горы видели. Клином стоят.

– А наших нет? – спросил Ингвар.

Кетиль покачал головой. Над заставой высилась длинная зеленая гора, с которой открывался весьма широкий вид, в том числе на Босфор и прилегающую к нему часть Греческого моря.