Кетиль покачал головой. Над заставой высилась длинная зеленая гора, с которой открывался весьма широкий вид, в том числе на Босфор и прилегающую к нему часть Греческого моря. Оттуда разглядели хеландии, когда те вернулись из моря и встали перед устьем.

Но Ингвар и его люди находились на западном берегу пролива и потому не могли видеть остальное войско, ушедшее от Босфора на восток. А если бы они даже о нем знали, то Феофанова мера решительно помешала бы им соединиться. В этом Феофан, лучше Ингвара знавший положение дел, видел свою задачу и имел достаточно сил, чтобы ее выполнить.

– Что делать будем, бояре? – спросил Ингвар, покачивая в руке питейный рог.

В нижнем конце рога перекатывался чудодейственный «белужий камень».

Четверо переглянулись.

– Уходить отсюда надо, – первым заговорил Гримкель. Обязанности сберечь жизнь князя с него никто не снимал, а того нужно было увезти подальше от врагов и лечить.

– Куда? – спросил Фасти.

– В море! Восвояси! – Гримкель развел руками. – У нас здоровых четыре сотни – не с таким войском Греческое царство воевать. Раненых почти сотня! Их выхаживать надо.

– Но может, наши… – начал Острогляд.

Ему тоже хватало ума понять печальное положение дел, но уж очень не хотелось смириться с тем, что поход, на который возлагались такие надежды, столь позорно закончился, едва начавшись. Острогляд, сын старинного полянского рода, появился на свет в тот самый год, когда Карл и другие послы Олега Вещего привезли в Киев подписанный василевсами Львом и Александром договор с золотой печатью. Прежде чем договор «о вечном мире» мог быть нарушен и пересмотрен, должно было пройти тридцать лет. Острогляд рос с мыслью, что в год его тридцатилетия русь получит право сразиться за новую славу и добычу. И чаще прочих допытывался у матери и других родственниц о своем точном возрасте – те лучше умели считать года по каким-то своим бабьим приметам. В последние несколько лет, когда о новом походе на греков мечтали уже многие, на Острогляда смотрели как на некое мерило срока. И вот… Поход по-настоящему продолжался всего несколько дней. Уж слишком бесславный итог после тридцати лет ожидания.

– Как мы их найдем, наших? – вздохнул Фасти. – Хоть в воду гляди!

– Вода рядом, да хрен она что скажет! – буркнул Дивосил.

– Можно к морю сходить… – предложил Хрольв. – Тут недалеко. Взять пару лодий с людьми покрепче…

– Ага, иди, молниям огненным навстречу! – мрачно подхватил Дивосил. – Спалят нас! И две лодьи спалят, и всех спалят, если опять сунемся. У них крест! Я видел!

– Что ты видел? – Ингвар обратил к нему пристальный взгляд. Из-под опаленных бровей тот производил еще более сильное впечатление.

– Видел тот крест, – торопливо заговорил Дивосил. – На корме самой ихней большой чухни… Ну, которая плавала.

– На хеландии?

– Да. На корме. Стоит такой… – Дивосил показал раскинутыми руками. – Золотом сияет сам, как молния. Мы же близко были. Близехонько. Как ушли – сам не знаю.

– Ты с кормы заходил? – уточнил Кольбран.

– Ну, да.

– Назад они не палили – против ветра нельзя. Потому и ушел. Хельги тоже так ушел.

– Так что там крест? – спросил Гримкель, пытаясь понять, впрямь ли тот представляет опасность.

– Стоит такой, – Дивосил снова раскинул руки. – Сияет. Сам как жар горит. В нем сила – сразу видать.