Зато когда три дня спустя, на рассвете, широкая бухта древнего города разом почернела от сотен скифских лодок, это увидели все. Ветер дул с запада, дав им возможность быстро подойти; при входе в бухту русы снимали паруса и брались за весла. Полные людей скутары стрелой летели к причалам. Прямоугольная бухта была слишком широка, чтобы ее можно было перегородить цепью, и единственной защитой города со стороны моря служили каменные стены.

Видя, что скифы уже на причалах, морские ворота закрыли, решетку опустили. Стратиоты гераклейского друнгария спешно собирались и бежали по стенам занимать свои места; внизу скифы выгружали на причал осадные лестницы, разобранный на части таран и целых пять стрелометов.

Друнгарий, давно предупрежденный о появлении на побережье скифов, успел собрать в город всю положенную ему тысячу человек. Но крепостные стены не чинились со времен Юстиниана и местами осыпались настолько, что по боевому ходу не везде удавалось пройти.

И скифы, будто знали, первым делом устремлялись со своими осадными лестницами именно к этим местам.

К полудню сражение было закончено: стратиоты перебиты, жители частью истреблены, частью выгнаны за стены. Гераклея оказалась заполонена тысячами русов. Рассыпавшись по улицам, они начали грабеж: обчищали многочисленные церкви, богатые дома, лавки, склады.

В Гераклее русы остановились надолго. Полностью захваченный город был достаточно велик, чтобы дать приют десятку тысяч пришельцев с их старой и новой добычей, а в древней гавани поместились все тысяча судов. Теперь в домах гераклеотов по очереди отдыхали русы: спали на лежанках под крышей, от чего совсем отвыкли за месяцы похода, мылись в старинных банях, готовили пищу на очагах. Захваченные в городе женщины пекли хлеб и варили мясо для победителей. И казалось, статуи древних героев, святые в росписи церквей и сама горгона Медуза в мозаике пола с изумлением взирает на пришельцев – здоровенных, краснорожих, со светлыми волосами и золотистыми бородами, так непохожих на потомков греков-дорийцев и фракийцев-мариандинов, что обитали здесь уже полторы тысячи лет.

Но поход еще не был окончен. Каждый день часть войска отправлялась по окрестностям. Плодородные долины вокруг Гераклеи изобиловали селениями, где жители уже сжали хлеб и готовились убирать виноград. На краях опустевших полей стояли украшенные лентами, заплетенные в косы снопы – почти такие же, как «Велесовы бороды», что покрывают по осени все нивы Русской земли. При виде их славяне спохватывались: чуры, да никак уже осень? Невольно вспоминались жатвы на родной стороне, песни жниц, пиры, свадьбы…

Вблизи Гераклеи наткнулись на еще один город – Филиос и думали было осадить. Но тот, видя судьбу Гераклеи, предпочел сдаться сам и предложил хороший выкуп в обмен на то, что русы не войдут в него, не станут разорять дома и церкви. Бояре, посовещавшись, согласились: добычи было взято уже немало, и никому не хотелось терять людей в сражении, чтобы получить доступ к куче ненужных пожитков, если серебряные чаши и золотые монеты жители готовы отдать добровольно.

К тому же войску требовалась передышка: накопились раненые, появилось немало больных. Ни с того ни с сего на человека нападал жар, томил ознобом по полдня или больше, потом отпускал, и больной обливался потом. Все это так ослабляло, что к участию в вылазках хворые не годились, а их было уже около сотни. Пленные женщины говорили, в этих краях такая болезнь ходит постоянно. Другие маялись животами: то ли съели не тот овощ, не то попили грязной воды.

Дальше на восток за Пафлагонией начинались уже те края, в которых греки столетиями воюют с сарацинами из Сирии. Там же, кроме сарацин, находились лучшие греческие полководцы и собранные ими на это лето войска – потому-то вблизи столицы русы, напавшие с той стороны, откуда греки не ждали, и могли бушевать почти безнаказанно.