– Это старинное священное место. Оно почиталось задолго до того, как сюда пришел хан Аспарух, но даже не столько дунайцами, сколько греками.
– А ты говоришь, идолопоклонниками!
– Так и есть. Были времена, когда и греки не ведали Благой Вести о Спасителе. И тогда они почитали Морского Царя. Он был очень могуч: вызывал и успокаивал бури, указывал путь мореходам, мог как наслать, так и излечить болезни. На Белом острове было его святилище, а в нем – вход в царство мертвых.
– Что значит – вход? – Мистина пристально взглянул на него. – Для волхвов или просто… Чтобы любой мог ногами зайти?
– Просто зайти ногами, – улыбнулся Боян. – Но кто же захочет это сделать добровольно – ведь выйти назад будет нельзя.
Приглядевшись за пару дней к Бояну при дневном свете, русы поняли, что тот несколько моложе, чем казалось поначалу. Отмытый от сажи, тот стал выглядеть на два-три года старше Мистины. Но даже в простой сорочке, взятой у кого-то из отроков (своя сильно испачкалась в крови и порвалась), в кафтане черновато-бурой шерсти, Боян всем обликом источал уверенное, внушительное достоинство. Тайком переводя взгляд между ним и Ингваром, Мистина отмечал про себя: а что, если греческое звание кейсара-василевса, за которое Боянов отец, Симеон, всю жизнь отчаянно дрался, и впрямь что-то дает? Ведь происхождением Ингвар, потомок Одина, ничем не уступает наследнику Аспаруха. Однако он лишь учится держать себя как истинный повелитель, подавляя в себе привычки хирдмана, а у Бояна все выходит само собой, естественно, как дыхание.
– Не свистишь? – уточнил Ингвар.
На этот раз Боян уже понял – за минувшие дни он не раз слышал это слово и догадался о значении.
– Сказать по чести, я не видел этого своими глазами, – признался он. – Святилище давно разрушено, да и сам остров, расколотый, погрузился на дно морское, от него остался жалкий обломок. Его разбил своим посохом и силой молитвы Христовой апостол Андрей, но он жил почти тысячу лет назад, а на острове я не раз находил солиды и милиарисии василевсов, которые жили на три-четыре века позже. Думаю, идолопоклонники приезжали туда уже после гибели святилища, как я, чтобы все же принести дань Морскому Царю, и надеялись на помощь.
– Как ты? – чутко откликнулся Эймунд.
Младший брат княгини околачивался рядом с Бояном почти все время, на какое мог оставить без присмотра своих людей. Он был очарован этим рослым, некрасивым, смуглолицым человеком, чей низкий голос звучал так сладко, что каждый звук его падал на сердце каплей блаженства. И пуще всего Эймунд боялся, как бы кто не поведал Бояну о его сражении с «морским змеем».
– Не, я не сказал, что почитаю идолов, – поправился Боян. – Каждую весну я с моей дружиной езжу на Белый остров поклониться Андрееву кресту. Потому я оказался в этих краях и услышал о вас…
Ингвар и его родичи слушали с изумлением. Русские купцы и воины уже лет сто чуть не каждый год ездили в греки мимо Болгарского царства, но о Белом острове и входе в Навь Ингвар слышал впервые.
– Это нужно, чтобы Морс… Чтобы святой апостол Андрей был благосклонен к мореходам и рыбакам, чтобы бури не губили корабли, чтобы… чтобы Бог не посылал повальных болезней народу… И ты, – Боян глянул на Ингвара, – хорошо сделал бы, если бы отправился туда и принес жертвы. Тебе нужна благосклонность… Тех, кто правит морем, если уж ты намерен идти в поход по воде.
– Кому это мы должны принести жертвы? – небрежно и в то же время осторожно осведомился Мистина, будто намеревался проскользнуть мимо змеи, делая вид, что не замечает ее в траве. |