Ламон Крэнстон был само обаяние, и он вырос с мыслью, что лучше актера нет во всем мире. Теперь, когда кто-то упоминал это имя, он улыбался, но, несмотря ни на что, где-то в глубине души в нем осталось чувство зависти и какого-то благоговейного трепета перед ним. Ламон Крэнстон – Призрак. Воспоминания детства – вой волка и затем слова: «Бер-р-регись, сейчас я спущу тебя с этой гор-р-ры». Дик Трейси каждый день, во сколько это было? В 5 или 5.15? Да, где-то так. А еще был стакан молока на столе и крекеры, покрытые шоколадной глазурью. Воспоминания далекого детства. И вот сейчас та же жилая комната, что и в Пуэрто-Рико, только называется она «гостиная», те же разноцветные лампочки под потолком, та же облезающая краска, та же бесконечная однообразная дорога в никуда; и человек, оказавшийся в спальне, которая могла быть точно такой же в его далеком детстве, человек, внимательно всматривающийся в глаза шестнадцатилетнему юноше и читающий на его лице боль и печаль. Они отражались в его глазах, пролегли складкой у его рта; и Эрнандес-паренек, давно превратившийся в Эрнандеса-мужчину, мучительно желающий узнать, что он растерял на этом длинном переезде.
– Это Фрэнк Эрнандес, – сказала миссис Гомес.
Альфредо отнесся к его приходу довольно спокойно. В его глазах читалось решительное нежелание открыться, рассказать правду. Такое Эрнандесу уже было знакомо. Этот взгляд он видел и у матерых преступников, и у робких домохозяек. Все было одинаково и ничего никогда не менялось. Взгляд этот просто говорил: «Вы – представитель закона и все, что я расскажу, обернется против меня».
– Здравствуй, Альфредо, – произнес Эрнандес.
– Здравствуйте, – осторожно ответил тот.
– Твоя мать боится за тебя.
– Ей нечего волноваться.
– Она считает, что есть причины для беспокойства, и поэтому пришла за помощью в полицию. Так что же случилось, Альфредо?
Паренек глубоко вздохнул:
– Я собираюсь в церковь, мистер Эрнандес, и мне нечего вам рассказать.
– А твоя мать думает как раз наоборот.
– Она ничего не знает. Она не знает этот район.
– Я знаю этот район, Альфредо, – решительно произнес Эрнандес, и их взгляды встретились. Парень старался мысленно оценить, насколько Эрнандес знал эти улицы, был ли он похож на остальных полицейских и до какой степени он, Альфредо, был здесь своим.
– Так что же все-таки произошло? – спросил Эрнандес.
Решение пришло не сразу. Это решение ничего не могло уже изменить. Эрнандес не мог ничем помочь ему. Эрнандес был представителем власти, а Альфредо нечего было рассказать ему.
– Я ничего не скажу, – произнес он.
– Твоя мать сказала, что тебя хотят убить. Это правда?
Альфредо молчал.
– Отвечай, – схватив парня за плечо, Эрнандес притянул его к себе так, что их глаза встретились.
Альфредо продолжал молчать, испытывающе смотря на Эрнандеса, затем кивнул.
– Кто?
– Ребята, – ответил Альфредо. После объятий Эрнандеса у него заныло в плечах.
– Почему?
– Без всякой причины.
– Здесь замешана девушка?
– Si.
Эрнандес устало разжал пальцы. Это была старая история, и он слышал ее не раз.
– Что ты сделал с девушкой? – спросил он.
– Ничего.
– Продолжай.
– Правда, ничего.
В комнате опять стало тихо. Измерив внимательным взглядом парня, Эрнандес терпеливо спросил:
– Тогда почему же они хотят убить тебя?
– Показать, какие они сильные. |