— Это хорошо, — сказал он, глядя в тарелку, — что ты ему по вечерам книжки вслух читаешь. Глядишь, таким образом он скоро всю классику освоит. А у О. Генри вы с ним, значит, уже к последнему тому подошли, да? — поднял глаза и посмотрел с таким наивным выражением, что Славка заржал, как жеребец перед… не важно перед чем, приведя в смятение даже много повидавшую Нину Галактионовну.

— Боже! Какие звуки! — только и могла произнести она.

Карина хохотала носом в тарелке. Саша рыдал, глядя на нее. Нина промокала слезы салфеткой. Грязнов победоносно оглядывал окружающий мир и фыркал, затихая.

Только после того, как со стола были убраны все тарелки и подан чай, Саша, памятуя железное правило этого жилища, задал вопрос:

— Какие известия от Никиты?

— Из Москвы в тринадцать ноль-ноль вышел реанимобиль, обратно пойдет в сопровождении оперативки. Ночью больше происшествий не было. Утром открыла глаза, но больше никаких… Похоже на амнезию. Через день-другой, может, память восстановится. Завтра к ней можно будет съездить, после утреннего обхода. Охрана и все прочее обеспечено.

— Да, — уважительно покачал головой Турецкий, — с Никитой пообщаешься, языком военных реляций заговоришь поневоле. Впрочем, краткость — сестра таланта. По тебе видно. Ставлю пять с плюсом. А ты, Нинуля, молодец, ишь, как вышколила мужика!

— Главное, чтоб он слушал… — вздохнула она скорбно.

— Ну, — развел руками Турецкий, — ты уж всего сразу хочешь!

— Все хотят, Саша, — усмехнулась Нина.

Каждый из них вел свою партию, насквозь видел ее абсолютную фальшь, но не отказывался от предложенных правил игры. Бай был гостеприимным хозяином, к которому случай занес дорогого гостя, и появилась приятная возможность показать все, чем богат и рад. Турецкий играл роль туповатого и вежливого провинциала, поднятого наверх милостивой судьбой и теперь пользующегося любой возможностью для установления контактов с сильными мира сего. Разница была лишь в том, что Саша уже представлял себе Бая, хотя бы и в общих чертах, в то время как Бай лишь нащупывал к нему подходы.

Бай провел гостя по всему дому, показал великолепную биллиардную и библиотеку в подвале. Мимоходом открыл дверь в просторную кладовую, где на стеллажах, до самого потолка, лежали бутылки, привезенные из-за границы: редчайшие коньяки, водка, виски, вина. Бай был искренним, открыто демонстрируя свои пристрастия. Сказал, что мог бы предложить в данный момент любое по большому мировому каталогу, но, увы, гость за рулем.*Значит, в следующий раз. И Турецкий согласно кивал: конечно, в следующий, и он не за горами, и обязательно найдется повод… А Виталий Александрович продолжал демонстрировать свои привязанности, как бы постоянно подчеркивая, что он никуда бежать больше не собирается, что он чист перед Россией, и все это, в конце концов, достанется ей же — Родине. Ибо в свитом гнезде вряд ли уже прозвучат голоса птенцов… А как на сей счет у Александра Борисовича? Ах, дочь? Поди, чудо природы? А как же — истинное чудо…

30

Воскресенье, 16 июля, ранний вечер

И кабинет свой показал Бай, и обширную столовую, и спальню на втором этаже, и иные, так называемые гостевые, комнаты. Друзья навещают, остаются — кто баньку принять. кто просто побродить при луне по дорожкам, помнящим шаги Бориса Леонидыча Пастернака или короткие нетрезвые пробежки Саши Фадеева. Да вот и храм Божий, а при нем знаменитое кладбище. А иной раз можно и живого классика встретить, из коих одни — старинные дачи перестраивают, другие— кур разводят, прости Господи. И все это доброжелательной скороговоркой: не поймешь, в шутку ли, всерьез?

И всюду, по всему дому, во всех его помещениях — картины.