То, как во сне дернулась его удочка, разбудило Колина. Он некоторое время лежал тихо, не понимая, где он, потому что не корни дерева, а кровать поддерживала его спину, но он все еще слышал, как журчит вода по камням. Он открыл глаза и повернул голову на звук.

Бледный свет проникал в комнату через окно, значит, рассвет только что наступил. Мэдлин стояла у таза с водой и пыталась, не поднимая шума, умыться; он видел, как она окунает в таз тряпочку, отжимает и подносит к лицу.

Колин понимал, что она скоро узнает, что он проснулся, потому что ее ухо тонко улавливало все окружающие звуки. Но он оставался неподвижным, стараясь ровно и глубоко дышать, чтобы получить в свое распоряжение еще оно мгновение, когда он мог просто смотреть на нее.

Мэдлин стояла к нему спиной. Она спустила платье, чтобы обмыть тело, и оно волшебным образом ниспадало складками и удерживалось у нее на бедрах. Но в ней чувствовалось какое-то напряжение; она плотно прижала локти к своему стройному телу, потому что в комнате было холодно.

В этом тусклом свете ее кожа казалась необыкновенно белой. Мимолетное и необычное чувство страха перехватило дыхание. Принимая во внимание ту жизнь, которой жила Мэдлин, она должна была быть в кольчуге или в тяжелом панцире, как черепаха.

Колин выскользнул из постели, и в два шага оказался рядом с Мэдлин. Она осталась на своем месте, но прежде чем успела повернуться, Колин мягко разжал ее пальцы и взял у нее тряпочку, которой она обмывала тело.

Мэдлин немного повернула голову, через плечо бросила на него взгляд и вопросительно подняла брови.

На поверхности воды в тазу плавал и крошечные кристаллы льда, и Колин отогнал их рукой, обмакнув тряпочку. Он отжимал ее до тех пор, пока с нее не перестала капать вода, потом взял в ладони и попытался своим дыханием согреть ее для Мэдлин.

Как само собой разумеющееся, его рука скользнула под тяжелую массу волос и приподняла ее. Колин прижал Мэдлин к себе и стал осторожно обтирать ее шею. Она наклонила голову вперед, подчиняясь его желанию помочь, и с благодарностью прижалась к его теплому телу. Мэдлин что-то мурлыкала, чем вызвала улыбку Колина.

Потом она чувственно, сладострастно, как кошка, откинула голову назад, прямо в его ладонь. И Колин был благодарен ей за это. Баюкая ее голову и запустив пальцы в густые волосы, просто так, ради удовольствия, он нежно и мучительно медленно водил влажной тряпочкой у нее вокруг уха, уделяя внимание каждому изгибу, и при этом дышал ей прямо в ухо. Это было купание; и это было обольщение, Колину хотелось верить, что Мэдлин понимает это.

Когда его рука скользнула к шее, и он увидел, как бьется ее пульс, и услышал ее дыхание, он уже знал, что она все понимала.

Колин обошел Мэдлин, встал перед ней и увидел, что она скрестила руки на груди. Он положил руку на ее запястье, вопросительно поднял брови и медленно поднял ее руки над головой.

Глядя ей в глаза, он провел тряпочкой от тонкого запястья вниз к плечу, в подмышечную впадину и немного потер там.

– Очень основательно. – Мэдлин хрипло и смущенно засмеялась.

– Я такой, – согласился в ответ Колин.

Он переключился на вторую руку, и Мэдлин почувствовала, как румянец заливает щеки и следом за этим розовеет вся кожа. Она выгнулась навстречу его прикосновениям и, когда он наконец коснулся ее груди, издала тихий стон облегчения.

А Колин действительно делал все основательно. Тряпочкой обвел контуры груди, задержался на розовых сосках, потом его голова склонилась к ее груди, и рот коснулся горячего влажного соска.

– О-о… – выдохнула Мэдлин.

Она запустила пальцы в его волосы, потом он оторвался от ее груди и заскользил губами по шелковистой коже живота.