Изменить размер шрифта - +
: фенобарбитал 500 мг. Антропин 60 мг – за час до операции

Анестезия: лидокаин (1/1000) эпинефрин местно

Приблиз, потеря крови: 250 мл

Жидкостный заменитель: 200 мл Д5/В

Продолж‑ность операции: 1 час 12 мин

Послеоперац, состояние: хорошее

 

Закончив писать, он услышал, как Росс обратилась к сестре:

– Дайте ему фенобарб, как только он очнется. – В ее голосе сквозили недобрые нотки.

Он взглянул на нее.

– Что‑нибудь не так?

– Нет‑нет.

– Слушай, чем ты недовольна?

– А ты нарываешься на ссору?

– Да нет, но…

– Тогда проследи, чтобы ему дали фенобарб. Его необходимо держать на седативах, пока мы не приступим к интерфейсингу.

И она пулей вылетела из палаты. Моррис молча посмотрел ей вслед, потом бросил взгляд на Эллиса, который, не переставая диктовать, наблюдал эту сцену. Эллис пожал плечами.

– Что с ней такое? – поинтересовалась сестра.

– Наверное, просто устала, – предположил Моррис.

Он установил мониторы на полке над головой Бенсона, включил аппарат и подождал, пока он нагреется. Потом укрепил временный индуктор у Бенсона на плече.

Во время операции все провода были законтачены, но пока система не функционировала. До ее включения Бенсона необходимо было подвергнуть интерфейсингу. Другими словами, надо было выяснить, какие из сорока контактов будут способны подавить эпилептический припадок, и затем активизировать необходимые контакты подкожного компьютера. Поскольку компьютер располагался под кожей, включение следовало проводить посредством индуктора, который оказывал свое действие сквозь кожу. Но интерфейсинг можно было осуществить только завтра утром.

Тем временем аппараты следили за активностью мозговых волн Бенсона. Установленные над головой пациента мониторы светились ярко‑зеленым фоном, по которому бежали ярко‑белые зигзаги его ЭЭГ. Рисунок соответствовал нормальным альфа‑ритмам, замедленным действием седатива.

Бенсон открыл глаза и уставился на Морриса.

– Как вы себя чувствуете? – спросил тот.

– Спать хочется, – ответил Бенсон. – Скоро начнете?

– Уже закончили, – ответил Моррис.

Бенсон кивнул, ничуть не удивившись, и закрыл глаза.

Техник из лаборатории радиации вошел в палату и стал проверять наличие утечки из ядерного энергоблока с помощью счетчика Гейгера. Утечки не было. Моррис надел Бенсону на шею ошейник. Сестра, с любопытством дотронувшись до него, прочитала все надписи на жетоне и нахмурилась.

Подошел Эллис.

– Ну что, завтракать?

– Да, – сказал Моррис. – Неплохо бы позавтракать.

И они вышли из палаты.

 

3

 

Беда в том, что ему и впрямь не нравился звук собственного голоса. Его голос был грубым и хриплым, а дикция – нечеткой. Макферсон предпочел бы увидеть свои фразы мысленным взором – начертанными на воображаемой странице. Он нажал на кнопку записи диктофона.

– Римская три. Философский смысл.

Он замолчал и оглядел кабинет. На углу его большого письменного стола примостился крупный муляж головного мозга. Одна стена – сплошь в стеллажах, уставленных научными журналами. И включенный монитор. Он просматривал запись утренней операции. Звук был выключен, и на экране мерцали только молочно‑белые образы. Эллис сверлил отверстия в черепе Бенсона. Макферсон понаблюдал и снова стал диктовать:

– Данная операция представляет собой первый опыт непосредственной связи между человеческим мозгом и компьютером. Связь эта постоянна. Теперь, разумеется, любой человек, взаимодействующий с компьютером посредством нажатия клавиш на терминале, можно сказать, связан с ним.

Быстрый переход